Несколько, правда, раздражали ее чрезмерная энергия и восторженность — «ах, какая прелесть, ах, это настоящее научное открытие!» — и постоянное занудное стремление к порядку. Но, в общем, сосуществование с этой женщиной казалось Кленскому вполне возможным и сносным: бывает и хуже.
Еще недавно Владислав Сергеевич даже подумывал: «А может, приударить? А почему бы и нет? Лучше, чем ничего. Вдруг получится?»
Но подумывал он, как это с ним бывало все последние годы, крайне вяло. Опыт подсказывал Кленскому: эта рассудочная оценка все равно окончится скукой и разочарованием. Как выяснялось обычно в итоге его любовных недолговечных связей, «ничего» все-таки лучше.
Надо было признать, что Вера Китаева тоже на него поглядывала. Очевидно, «накал» ее эмоций был на том же уровне: «А почему бы и нет? Вдруг получится?»
Так они и оценивали друг друга, пока Кленскому не явилась как чудное виденье таинственная зеленоглазая Вита. Дивная Вита! С которой даже Прекрасные Школьницы конкуренции не выдерживали. Что уж там Вера Максимовна с ее комсомольским задором тридцатилетней выдержки.
В общем, с «нравственностью» в экспедиции все было пока более или менее в порядке. Девственности Прекрасных Школьниц, если таковая еще присутствовала — в чем у Кленского были серьезные сомнения, — ничто не угрожало.
Что же касается еще одного члена экспедиции, Яши Нейланда, то он и вовсе в расчет не шел, даже в опасениях бдительной Китаевой. С Яшей Прекрасные Школьницы даже никогда и не кокетничали. «Психа», как именовали Нейланда между собой девочки, они — это было заметно — явно побаивались.
После резкого замечания Китаевой разговор о Купели Венеры быстро увял.
Все стали прощаться с Яшей Нейландом, уже приготовившимся — с рюкзаком за плечами и в камуфляжной панаме на голове, с которой он вообще никогда почти не расставался, — к отъезду.
— Ну что ж… Пока!
— Пока-пока…
— Всегда вам рад! — Корридов пожал Яше на прощанье руку. — Вы молодец: работаете аккуратно и добросовестно… Возвращайтесь, Яков, снова, когда сможете. Жаль с вами расставаться! Вы сейчас на автобус?
— Да… Только, пожалуй, еще по дороге зайду на раскоп — попрощаюсь с археологией… так сказать. Всем до свиданья!
— Прощайте, Яша…
При этих словах сенбернар Кент, все это время равнодушно лежавший перед своей миской с нетронутой едой, почему-то вдруг сел на задние лапы… И снова, задрав к небесам голову, завыл.
— Да что такое с собакой творится! — озадаченно воскликнул Вениамин.
— Грустно, видно, псу расставаться, — объяснил кто-то.
— Да, прощаться он не любит, — согласился Вениамин. — Прямо как человек.
В отличие от чувствительного Кента в экспедиции много слов и эмоций на прощанья не тратили…
Тут все лето одни люди приезжали, другие уезжали. Вернее, приходили или уходили по тропинке, ведущей через поле, а потом и через лес, к дороге, по которой раза два-три в сутки проезжали автобусы. Этот путь занимал пешком не меньше часа.
На машине к палаткам было трудно проехать — машины обычно оставляли в деревне Корыстово. Как, например, это сделал и сам Кленский.
Состав экспедиции был не только крайне разношерстным — он к тому же все время менялся.
Поэтому, наскоро и довольно равнодушно попрощавшись с Нейландом, все разошлись кто куда.
Кроме Кленского, который остался сидеть за столом с чашкой кофе. Он любил после обеда «покофевать». Для него это было равнозначно покейфовать — то же самое.
Журналист проводил глазами Яшину панамку камуфляжной расцветки, удаляющуюся по тропинке к раскопу, — до тех пор, пока Нейланд не скрылся за деревьями…
И вдруг обнаружил, что томик Проспера Мериме, столь дорогой сердцу Нейланда, лежит на столе. Яша, видно, его забыл.
Кленский даже хотел Якова догнать… Успеть-то еще было можно! Если Яша задержится хоть ненадолго на раскопе, как обещал…
Кленский взял книгу в руки… Но поленился.
«Ладно… обойдется! Потом вернется — и заберет», — решил Владислав Сергеевич, листая книгу, испещренную какими-то Яшиными пометками и пробегая глазами выделенные цитаты:
«Презрение, насмешку, жестокость можно было прочесть на этом невероятно прекрасном лице. Коварство, переходящее в злобу. Глаза немного скошены, уголки рта приподняты, ноздри раздувались…» — прочитал он.