В прекрасном мертвенно-бледном лице девушки не было ни кровинки.
После Нейланда это был уже второй труп…
Однако почему она мертва?
Кленский наклонился, осматривая Венерину Купель, и отпрянул. Молоденькая ива, росшая на самом краю Купели и обнажившая корни, подмытые водой, вдруг испугала его.
Кусок глины отвалился, упал в воду, подмытый течением. И корни были очень хорошо видны при свете луны.
Красные эти корни словно пропитались кровью…
Вот отчего девушка мертва! Дашенька не утонула… Ее погубило хищное, плотоядное растение, купающее корни в лунной воде. Будто щупальца, они тянулись к прекрасной девушке, впивались в ее кожу, набухали от крови…
Ива забрала и Дашенькину жизнь, и кровь.
Теперь же, словно почуяв новую жертву, корни дерева тянулись к стоящему по колено в воде Кленскому.
Впервые ему пришло в голову, что могло с ним случиться, догони он Виту, прекрасную женщину-дриаду… Возможно, Пан спас его своей затрещиной! Выручил… Как мужчина мужчину!
Корни ивы плотоядно шевелились в воде… И, испуганно отпрянув, Кленский побежал дальше.
Теперь уже несчастный не искал опасных объятий. Он убегал от них.
Глава 13
Ураган стих.
Он пронесся где-то рядом, не затронув палаточный лагерь археологов.
Запасы итальянского вина в Корыстове, где все обычно пили самогонку, благодаря усиленному служению археологов культу Бахуса наконец иссякли.
А в лагере археологов снова властвовал Арсений Павлович Корридов.
Если бы Кленский не испугался возникшего как мираж на тропе силуэта, возможно, все повернулось бы по-другому для него.
Ибо то был не мираж и не ревнивый разгневанный Пан. А реальный мускулистый бородатый и мрачный Корридов. Корридов, «вернувшийся из разведки». Реальный, из плоти и крови.
В воздухе после урагана словно разлилось какое-то успокоение…
Китаева с облегчением вздохнула, радуясь восстановившемуся порядку.
Решили даже пообедать.
За обедом хватились Кленского.
— Бедный… Наверное, он все бегает! — И Китаева рассказала, где она последний раз «своими глазами» видела журналиста.
Организовали поиски в ивовых зарослях по берегам Мутенки.
И вскоре нашли. Что-то бессвязно мычащего, дрожащего…
Кленский не давался, все пытался бежать дальше. Но его связали и транспортировали по приказу Корридова в лагерь. Несчастный никого не узнавал…
А к вечеру вернулся и Дамиан Филонов. Уставший от городской жары и духоты.
Из палатки Кленского между тем доносились стоны и мычание.
— Мы Владислава Сергеевича связали. На всякий случай, — объяснил Филонову Корридов. — Поймали и связали. Пусть полежит связанный, пока в себя не придет.
— Это как ломка у него сейчас! — со знанием дела объяснил Филонову и Миха. — Алкоголь выходит… Организм очищается.
— Бедный, у него были настоящие бредовые фантазии… — стала охотно объяснять Дамиану и Китаева. — На почве воспрянувшего застарелого алкоголизма, очевидно!
— Фантазии?
— На античные темы, такие изысканные… Такое вообразил!
— Будто мы быка можем растерзать… — пожаловались Прекрасные Школьницы. — Жертвенного!
— А мы — сатиры, и уши будто бы у нас лохматые! — возмутились студенты.
— А я, сказал, вообще фавн! — воскликнул пламенно Миха.
— Все — ложь? — усмехнулся Дамиан.
— Ну конечно!
— Просто пить надо меньше! — хором подвел итоги прошедшей в отсутствие начальства недели народ.
— А вы не?..
— Ну, может, немного и позабавились, — уклончиво ответил народ.
Китаева промолчала.
Когда Филонов заглянул в палатку Кленского, тот уже успокоился: лежал спеленатый и тихий. Видно, организм его слегка «очистился».
При появлении сыщика журналист широко открыл глаза:
— Дамиан?! Вы?
— Разумеется, я.
— Но… — изумленно уставился на него журналист. — Я думал, вас Корридов убил! Убил, а сам сбежал.
— Надеюсь, так подумали не только вы… К счастью, Кленский, пока еще до убийства дело не дошло.
— Куда же вы делись? Почему так необъяснимо исчезли?
— Вы хотите сказать: не прощаясь?
— Да…
— Думаю, что уже скоро все вам объясню. Пока могу только сказать, что мне срочно нужно было уехать.
— Значит, Корридов вас не убивал? — обрадовался Кленский.
— Нет… Хотя я специально спровоцировал его на резкий разговор. Это было нетрудно, зная вспыльчивость Арсения Павловича.
— Но вы подозреваете его по-прежнему?