— Не дрейф, сам же хотел девушку! — на весь автобус сказал Иван, заставив Антона покраснеть, — Гляди, какой вариант грустит! Хватай, пока я не забрал!
В дело вмешивается Аделина Львовна. Повернув свой корпус, Аделина Львовна смяла в состояние зародыша половину сидящих в автобусе. Женщина смотрела сквозь заплывшие жиром глаза. Она казалась демоном воплоти, ее лязгающее по воздуху лицо переливалось складками, сотрясая пространство.
— Хватит галдеть! Мешаете! Голова болит от ваших слов! — возмущенно скрипела Аделина Львовна, — Сидят и бу-бу-бу-бу, без конца!
— Бабушка! Да вы успокойтесь! — сказал Иван без тени сомнения, что его фраза уйдет в потоке милого и хорошего диалога.
— Бабушка!? Я бабушка? — Аделина Львовна прильнула к Ивану, положив на него свою большую руку. Парень вжался в себя, осознав, что рядом гроза, — Грубиян! Кто тебя воспитал? Как твое имя? Кто твои родители? Я хочу знать все об этих иродах проклятых, что родили тебя на свет!
— Простите, но вы шумите больше, чем мы все взятые, — тихо промолвил Антон, протянув Аделине Львовне несколько конфет.
— Не смей мне перечить! Я тут главная! Я! Мое пространство! Моя территория! Слушать меня! — Аделина Львовна кричала, что есть мочи. Пассажиры возмущенно смотрели на нее, водитель и экскурсовод, милая Анечка Покровская, с четким каре и выделяющимся бровями, попробовали утихомирить разбушевавшуюся пассажирку. Но все попытки разбивались об вертикально выстроенную схему агонии Аделины Львовны: много слов невпопад, частые взмахи руками, брызги слюны и прямые, явные угрозы в адрес Антона, ставшего невольной жертвой просто потому, что протянул ей конфетки.
— Так, а ну хватит! — не удержался Павел Борисович, мужчина лет пятидесяти, в джинсовом костюме и легкой бородкой, увенчанной бантиком красного цвета, — Я сижу в самом хвосте автобуса, но хлыст вашего гнева жалит даже здесь!
Аделина Львовна повернулась к Павлу Борисовичу, попробовала встать, но ее тушка не захотела покидать насиженного места. Притянув Петрусечку к себе, женщина приказала толкать ее. Петрусечка пытался изо всех сил, но, оказался не в состоянии вытолкать любимую жену из кресла.
— Баба! Баба ты, не мужик! — Аделина Львовна своей могучей рукой схватила голову Петрусечки и начала ее мотать, — Расхлябанный кусок мяса! Фанера, за которую я вышла замуж!
— О! Мои слова используйте! — визгнула Яна, — Так держать! Бейте Петрусечку, бейте!
Впрочем, начавшийся конфликт очень быстро погас. Сперва, Света и Марта треснули по лбу Янке, недвусмысленно дав понять, что нехорошо подливать масла в огонь. Аделина Львовна неожиданно громко заплакала, чем еще больше вызвала недовольства у остальной части пассажиров. Лишь Анечка Покровская, с улыбкой до ушей, попробовала разрядить обстановку.
— Мы проезжаем мимо Парового городка! Хотите, расскажу его историю? Она такая занятная и захватывающая! — звонким голоском говорила Покровская.
Кажется, в автобусе образовалась идиллия. Пасторальное молчание, бывшее лейтмотивом в последние полчаса поездки, сменилось легким флиртом Аделины Львовны с сознанием пассажиров автобуса, перетекшим в резкий переход (или это такой внезапный жизненный твист?) к экскурсионной части. Мрачный Паровой городок спас весь автобус от заплывшего жиром гнева, как бы это иронично не звучало. Так думали экскурсанты. Но, так не думал Мертвый богатырь. Стоя далеко, в поле, богатырь поднял кусок земли, чьи комки начали произвольно отщепляться, и зависать в воздухе. Как только образовался последний комок, рука Мертвого богатыря начала стыковать их вместе. В итоге получился скрюченный мертвец по имени Афраний, с торчащими ребрами. Афраний держал в руках лук и стрелы. Посмотрев на богатыря, Афраний натянул стрелу на тетиву и прицельным выстрелом отправил ее в сторону дороги. Стрела летела быстрее скорости света, разрезая этот бренный мир пополам. Ее наконечник вонзился в колесо автобуса, сделав роскошную дырку. Как результат, поток воздуха в купе с протяжным воем колеса заставили водителя автобуса, Петра Аркадьевича, съехать на обочину. Плотный столб пыли от обочины окутал автобус со всех сторон. Спустя пару минут, он развеялся. Перед героями предстала старая остановка. Будучи возведенной в шершавые годы, остановка постепенно валилась на бок. С нее сползала краска, в прохудившуюся крышу неуютно заглядывали тучи, закрывающие молочного цвета облака и солнце. На стене остановки много страшных слов вроде «смерть», «умри», «жизнь кончилась давным-давно, все вокруг иллюзия» — плоды творчества местной интеллигенции Озерска, которая от провинциального отчаяния выражается, как может, загребая к рукам даже индустриальных призраков, оставшихся не удел из-за смены эпох.