В полемику вступил Ростислав.
— Я думаю, коллеги, это не принципиально важно — кого из них нам следует принять. Они обе… по-своему хороши. Поэтому давайте решать побыстрее, они, кажется, собираются нам петь частушки. Вы хотите еще частушки? Тогда записываем обеих. Ростислав обратился к претенденткам:
— Жюри посовещалось и решило, что вы достойны участвовать в конкурсе. Ваши номера "2" и "3". Подходите, секретарь запишет ваши данные.
Дама уложила в чемодан баян и подошла ближе.
Теперь на ее платье отчетливо была видна медаль "Ударник XI пятилетки".
— Галантерейная Анна Ильинична, — представилась ударница. — А это дочь моя Галя. Записали?
Поочередно пожав всем членам жюри руку, дама взяла чемодан, дочь и чинно удалилась.
Ценители переглянулись. Никто не решался звать следующую претендентку.
— Мирон Мироныч, — осторожно сказал Ростислав, — подите гляньте, кто там… на очереди. Если снова музыканты — не пускать.
Коняка выглянул в вестибюль и тут же быстро захлопнул дверь.
— Там этот… — выдавил он, сделав испуганные глаза и держа двери за ручку.
— Кто? — насторожились сводные братья.
— С этим…
— Что? С барабаном? Гоните их!
— Мужик там.
— Мужик? Тем более гоните.
В кабинет настойчиво постучали.
— Впустите меня! Будьте культурными людьми! — донесся из вестибюля возмущенный крик.
— А-а, — повеселел Ростислав, — какой же это мужик?! Это ж Пиптик, хореограф. Он наших конкурсанток будет учить танцевать и всяким движениям. Впустите его.
Мирон Мироныч отпустил дверь.
— Хамло, — сказал ему балетмейстер и грациозно направился к агрегатовцам. — Здрасьте, где же нашли этого швейцара?
— Это не швейцар, — ответил Владислав, — это спонсор.
— Да? Очень приятно, — широко улыбнулся Пиптик, протягивая по-дамски руку насупившемуся Коняке. — Иоан Альбертович, балетмейстер, приглашался на роль Шелкунчика.
Зубы у него были не очень хорошие. Мирон Мироныч отвернулся, не желая на них смотреть. Смотреть на них с интересом мог только врач-протезист.
— Я намного опоздал? Сколько пропустили девочек?
— Записали пока троих, — сообщил Станислав. — Присаживайтесь, будем работать.
— И как? Эффектные дамы?
— Не то слово, — отозвался Владислав.
— Значит, работы — непочатый край? Я там в коридоре видел несколько интересных экземпляров. Пиптик быстро скинул шапку из белого кролика, искусственную шубу и нетерпеливо потер руки. — Что же вы стоите, господин спонсор? Приглашайте дам.
— Сам ты спонсор, — кисло промямлил Коняка и отправился исполнять свои обязанности. Быть спонсором ему уже все меньше нравилось.
— Следующий, — сказал он в нос и поплелся к своему стулу.
Вошла средних размеров крашеная блондинка.
— Раздевайтесь, — дружно выдохнули мужчины.
Баптист молчал.
Не мешкая, блондинка сняла мохеровую кофту, предъявив ценителям формы чрезвычайной выпуклости.
— У-у, — подскочил Станислав.
— О-о, — напрягся Владислав.
— Ого! — приятно удивился Ростислав.
Пиптик несдержанно икнул. Коняка бдил.
— Дальше, — еще раз подал голос Ростислав.
"Чего это он?" — подумал баптист, переводя беспокойный взгляд с агрегатовского вожака на претендентку. Та покорно расстегивала блузку.
— Дальше, — не унимался Ростислав.
"Шутит", — решил Мирон Мироныч, чувствуя, как по спине, в области поясницы, забегал муравей.
Следом в ход пошла юбка. Мирон Мироныч зажмурил глаза. Когда он их открыл, блондинка стояла в сапогах, колготах, бюстгальтере и все еще была полна решимости. Неверная рука баптиста стала шарить по столу в поисках чего-нибудь. Наконец Коняка схватил вазочку с пластмассовой ромашкой, вынул цветок и залпом выпил несвежую воду. По спине и по ногам ползали уже целые полчища мурашек. Откуда-то издалека послышался голос танцора:
— Пройдитесь, девушка… В другую сторону… Прогнитесь… Улыбнитесь… Превосходно. А теперь снимите…
— Довольно, — оборвал его Ростислав, — и так все ясно.
Пиптик с сожалением посмотрел на девушку и грустно вздохнул.
Блондинке дали номер "4" и позволили одеться. Teм временем председатель отборочной комиссии поинтересовался ее семейным положением, спросил домашний адрес, справился о месте работы родителей, о том, в какую они сегодня смену, об увлечениях, перенесенных болезнях, прививках и еще какой-то чепухе. Напоследок он порекомендовал ей явиться к семи часам на инструктаж.
Из следующих шести претенденток Станислав, а затем и Владислав отобрали по одной девице, которых нужно было срочно, по их мнению, проинструктировать.
Соблюдая субординацию, хореограф молчал и дожидался своего часа. И час его пробил.
Пиптик приглашал по три претендентки сразу и предлагал снять хотя бы часть одежды. Особо стесняющимся балетмейстер помогал лично. Девушки краснели и пугливо жались друг к другу.
— У вас тяжелая походка, — шептал он им, ощупывая и осматривая со всех сторон, — вы неправильно ставите носки. Выпрямите плечики, выпрямите. Нам непременно нужно позаниматься. Завтра в шесть я вас жду. У вас брат есть? Нет? Замечательно! А двоюродный? Тоже нет? Очень хорошо!..
Если у девицы оказывались братья, то ее хореографические данные Пиптик находил вполне терпимыми и терял к ней всякий интерес.
Мирон Мироныч больше не мог спокойно созерцать этот сплошной разгул похабщины и сидел с закрытыми глазами. Изредка он все же жульничал и украдкой подглядывал одним оком, но исключительно лишь для того, чтобы быть в курсе событий.
Набрав большой отряд дев с изъяном в походке, Иоан Альбертович наконец угомонился и устало опустился на стул.
— Ну что, будем закругляться? — предложил Ростислав, озабоченно посмотрев на часы. — Девушка в дверях, предупредите там, что на сегодня прием окончен. Вы последняя.
Ценители, морально готовящиеся к инструктажу, равнодушно глазели на прелести последней претендeнтки. Это была немолодая рослая дева с невежливым лицом и помпезным бюстом.
Мирон Мироныч вдруг засуетился, словно пассажир, опаздывающий на поезд.
— Как вас зовут? — спросил Пиптик, любивший все большое.
— Люси-и, — проговорила дева.
— А фамилия? — подал хриплый голос Коняка.
— Семенная.
— Братья имеются? — продолжал допытываться сладострастный балетмейстер.
Дева пожевала жвачку, подумала и затем спросила:
— Чего?
— Братья, говорю, у вас есть?
— Двое. А что?
— У меня вопросов нет, — быстро охладел Пиптик.
— У нас тоже, — зевнули агрегатовцы.
Дева нехотя нaправилась к выходу.
— Минуточку! — вытянул шею баптист, — у меня есть.
Члены комиссии недоуменно уставились на престарелого коллегу.
Девица плавно развернулась, подошла к Коняке и установила свой бюст на неприлично близкой дистанции. Баптист смутился. Нужно было немедленно о чем-нибудь спросить. Он силился вспомнить инструкцию товарища Мамая, но не находил ничего подходящего. "Что-то насчет политической подкованности там… — лихорадочно соображал баптист, — и идеологической закалки…
— Вы… — наконец заблеял он, — вы это… комсомолкой были?
— Была, — хихикнула претендентка. — А вы?
— И я… — глупо кивнул Мирон Мироныч, видя, как вздымается ее бюст, и чувствуя, что окончательно теряет бдительность. — А… а в партии, к примеру, состояли?
— Нет. А вы?
— Состоял. В молодости. Да я и сейчас… — Решив, что инструкции выполнены и он начинает болтать лишнее, Мирон Мироныч перешел прямо к делу: — Ну… раз так, то… Короче, на инструктаж хочу вас позвать. Пойдете?
— Пойду, — смеясь, согласилась Люда, — а куда?
"Куда! Куда? В самом деле — куда? — растерялся Коняка, конфузясь от зловещих ухмылок агрегатовцев. — Может, в кино? Нет, сраму потом будет… Но куда?"