Но вскоре от этих однообразных дум Мамая отвлекли голоса квартирантов. Разговор был тихий связанный, должно быть, с какой-то крупной секретной операцией. Из отдельных фраз и географических названий, доносившихся из-за стены, сам собой напрашивался вывод: этой ночью Тумаковы решили прибрать к рукам ближневосточную нефть.
Не вмешайся Потап в их коварные планы — туго бы пришлось арабам.
— Эй! Эдвард! — постучал он к соседям. — У меня к вам дело.
— Опять в долг будете просить? — недовольно отозвался Тумаков. — Вы ведь уже просили две недели назад! И я, если помните, не отказал.
— Помню, помню! — смеясь крикнул Мамай. — Вы меня очень тогда выручили! Не знаю, что бы я без вас делал! И проценты взяли божеские!
— Процентов, между прочим, я еще в глаза не видел!
"Вот болван, — окончательно развеселился бригадир, — можно подумать, я видел в глаза его дeньги. Впрочем, он их и сам никогда не видел. Нет, отсюда надо поскорее бежать. Все-таки двенадцатый этаж, недостаток кислорода явно сказывается. И если я задержусь в этом доме еще хотя бы на месяц — самому будет мерещиться, что золотой вождь лежит у меня под кроватью. Да, нельзя забираться так высоко, воздух разреженный. Последствия этого явления можно наблюдать воочию".
— Я не могу всем делать одолжения, — продолжал Эдька. — Тем более что денег сейчас свободных нет. Я концентрирую средства для одной сделки, там назревает неплохая сумма — семь миллионов.
— Семь миллионов чего?
— Долларов, конечно!
— И когда она назреет?
— Двадцатого числа в тринадцать ноль-ноль.
— В таком случае, может, успеете провернуть еще одно дельце? Если, конечно, до тринадцати ноль-ноль двадцатого числа вы будете не очень заняты.
— Что за дельце? Доходное?
— Весьма.
— Ваше предложение!
— Есть работа.
— Какая еще работа?
— Стоячая. Работа стоячая, оплата сдельная.
— А лежачей у вас нет? — помедлив, спросил Тумаков.
— Ну, при большом желании ее можно выполнять и лежа.
— Сколько я на этом заработаю? — осведомился Эдька деловым тоном.
— Скажу сразу, что моя сумма несколько меньше той, которая у вас назревает к двадцатому…
— Короче, — небрежно перебил миллионер, — сколько?
— Шесть в неделю.
— Шесть миллионов?
— Нет, просто шесть.
— Шесть — чего?
— Долларов, конечно! Причем — все наличными, в нашей валюте по курсу.
— Вы что, смеетесь?!
— Нет, — серьезно произнес Мамай.
— Тогда я согласен, — ответили из-за стены глухим голосом.
— На вашем месте я бы тоже согласился, — вздохнул Потап, быстро засыпая.
Квартиросъемщики-миллионеры еще долго весело болтали, обсуждая неожиданное дело. Сделка с арабами была отложена на неопределенный срок.
Утром, несмотря на сохранившуюся разницу в часовых поясах, Тамасген не вернулся. Опечаленный безвременным разрывом родственных связей, в коридоре, спозаранку бродил Феофил Фатеевич.
— Он мне так дорог. Он мне так дорог, — причетал покинутый отец.
Мамай, которого с беглецом связывали нити куда более прочные, чем отцовские, огорчился еще больше.
— Не горюйте, папаша, вы не одиноки в своей утрате, — успокоил он Буфетова. — Вы даже вообразить себе не можете, как ваш сынок дорог для меня. Он просто клад.
— Вы его найдете?
— Непременно. Причем обоих сразу, — пообещал Потап, одеваясь.
Буфетов недоуменно пожевал губами, пытаясь понять, что за "обоих" постоялец имеет в виду, и, не найдя ответа, отправился пить утренний чай.
Когда он наливал себе третью чашку, бригадир уже входил в приемную козякинского радиоцентра.
— Здравствуйте, — сказал он, осмотревшись.
Приемщица, стройная косоглазая девица, окинула посетителя равнодушным взглядом.
— Здр-др-др… здр… — попробовала ответить онa, но, не осилив первого слова, замолчала и как-то лукавo улыбнулась.
Потап с беспокойством стал оглядываться, надеясь отыскать кого-нибудь еще. Но в комнате, до потолка заставленной аппаратурой, больше никого не было.
— У меня объявление, — пояснил он. — О пропаже.
— Об-об-об… — вновь попыталась вступить в pазговор косоглазая.
Подождав из вежливости с минуту, Мамай нетерпеливо прервал ее старания:
— Девушка, берете или нет? О пропаже?
— Со-со-собаки? — справилась наконец девица.
— В определенной степени.
— Пи-пи-пи… пи-пишите.
Мамай взял бланк, подышал на ручку и торопливо написал:
ПРОПАЖА
Пропал из дома гр-н Буфетов Геннадий Феофиловичь. Его пpиметы: рост 175 см., возраст 25–39 лет, кудрявый, смуглый, губы толстые, нос приплюснутый. Был одет: шапка кроличья, меховая куртка, штаны, ботинки 42 размера. Особые приметы: очень кудрявый, очень смуглый. Может выдавать себя за негpa. Знающим местонахождение гр-на Буфетова Г.Ф. обращаться за вознаграждение по адресу: ул. П.Морозова д.12АБ, кв.96. в любое время.
— Готово. — протянул Мамай бланк. — Сколько с меня?
— Оп-оп-оп…
Клиент застыл в выжидательной позе, всем своим видом демонстрируя, что с пониманием относится к проблемам девушки и готов ждать столько, сколько нужно.
— …Оп-оп-оплата производится п-п-по с-се-секу-дам, — добилась своего приемщица.
— И почем секунда?
— П-п-п…
— Не говорите! Лучше напишите на бумаге… Ого! Судя по расценкам, вы вещаете на всю Европу и Забайкалье. Ну что делать, по секундам так по секундам…
Чекист посмотрел на часы, засекая время, набрав побольше воздуха и на одном выдохе, скороговоркой огласил объявление.
— Все, — заключил он, слегка запыхавшись. Ровно двадцать три секунды. Если с выражением то двадцать четыре. Выражение, разумеется, я тоже оплачу.
Потап порылся в карманах, собирая всю наличность, но, пересчитав деньги, с досадой обнаружил, что сможет оплатить не больше двадцати секунд.
— Знаете что, — предложил Мамай, несколько конфузясь, — шапку, штаны и куртку давайте вычеркнем. Я не помню точно, был ли он в шапке, когда уходил, или нет.
— А ш-ш-штаны?
— За штаны тоже не ручаюсь. Может, он и без них ушел. Он немного со странностями, так что вычеркивайте всю одежду. Вот деньги за оставшиеся двадцать. Получите — распишитесь.
Косоглазая уставилась на клиента одним оком со строгостью, какую не смогли бы выразить два глаза одновременно. Она отстранила деньги, касясь на свои часы и принялась читать.
— Пр-пр-пропажа. Пр-пр-пропал из д-д-дома…
— Вы что, проверяете грамматические ошибки? — натянуто улыбнулся клиент.
— …Г р-гр-гр-гражданин Б-б-б-буф-фетов…
— Послушайте, что вы делаете? Какой еще "гр-р-р-р"! Вы так до обеда не управитесь! Дайте-ка лучше я.
— Н-н-не м-м-мешайте. Вр-вр-время идет.
Улыбка мигом слетела с лица Потапа.
— Что? Какое время! Какое время! Вы что, еще и время читаете?!
— Г-г-г-геннадий Ф-ф-феоф-филович…
— Минуточку… Мину-уточку! Позвольте! Я не понял!
Не обращая внимания на протесты клиента, примемщица хладнокровно работала над текстом.
— У… у вас д-д-две м-м-минуты ч-ч-е-тырнадцать с-с-секунд.
— Какие две минуты? — разозлился Потап, понимая что его пытаются надуть с самого утра. — Какие минуты?… У вас же, пардон, дефекты речи! Дайте мне кого-нибудь другого и книгу жалоб! Кроме вас есть еще кто-нибудь? Позовите!
— Е… есть. Н-н-но она н-н-немая. М-м-мол-чит, на м-м-олчит в-вам м-м-минут н-на д-д-двадцать. З-з-вать?
— Не надо! Дайте мне мое объявление, я сделаю сокращения.
Под сокращение попали рост пропажи, возраст и еще некоторые приметы.
На сей раз косоглазая освоила текст за минуту пятьдесят секунд.
Мамай схватил ручку и остервенело принялся кромсать объявление вдоль и поперек. Урезать пришлось отчество гр-на Буфетова, обещание о вознаграждении и оставшиеся приметы. Зачеркивать особые приметы было никак нельзя — пропавший потерял бы свою индивидуальность.