– Извини, Петр, – прервал меня Стефан с немного озадаченным лицом.
Взгляд двух моих слушателей был пустым и немного растерянным. Мне даже стало неловко за то, что я перешел на тематику, явно для них непонятную.
– Видимо, я увлекся рассказом, и мне стоит попридержать коней.
– Нет, дело не в этом. Выдаваемая тобой информация разрозненная, темы постоянно меняются, и нам сложно вести оценку. Мне необходимо сходить за диктофоном.
– Понимаю. Мне очень жаль, что это так. Просто хотелось бы пояснить, что с момента наблюдения за угасанием свечи до момента моего возвращения ни одно событие не теряло своей нити. Они просто усиливали общий поток эмоций, приобщая все новые и новые сюжеты. То, что я пытаюсь описать перескакиванием между нитями одного общего потока чувств – не что иное, как эмоция одного движения мыли.
– В любом случае, нужен диктофон, – сказал Стефан, уже удаляясь.
Фрейя, хоть и неловко, но попыталась меня отвлечь, как обычно это делают подружки молодых мам, еще не имеющие детей.
– Может, сделать еще чаю?
В её голосе чувствовалась сочувственная безучастность. Я даже сам ощутил неловкость момента.
– Нет, спасибо. Хочется побыстрее закончить, пока не ушел кураж.
Мне действительно хотелось продолжить рассказ как можно быстрей, а пресные лица слушателей отбивали к этому охоту. Потому как только в дверях показался Стефан, я взял инициативу в свои руки.
– Наконец-то. Продолжим, осталось совсем мало.
Мы обменялись еще парой формальных любезностей, расселись по своим местам, а звукозаписывающее устройство стало вылавливать фразы, упущенные хватким сознанием слушателей. К тому же, после сложившегося неловкого момента я постарался вернуть сюжетную линию в однозадачное русло и не трогать геополитику и историю.
Так вот. Мой интерес к истории одной страны, направленный всего лишь на желание получить ответы, перерос в совершенно другой уровень понимания. Желая найти причину хаоса окружения, в котором я находился, я увидел хаос, творящийся в более крупных масштабах. Весь наш мир, со всеми своими богатствами, был прямой аналогией страны, в которую меня забросила фигурка. А государства были частными дворами с заборами в виде границ. Вся та глупость, что была обнажена там, повторялась снова и снова в каждой отдельно взятой стране, только была завуалирована дымкой благополучия. Меняла-валютчик, обирающий ради собственной наживы, дармоед, жонглирующий фантиками мнимой ценности, по сути бандитский, но в то же время стоящий выше любого закона – был прямым символом мировой банковской системы. Нежелание видеть опустошение страны каждым отдельным человеком там – напоминало нежелание видеть людьми каждого отдельного государства, что происходит на планете. Как будто житель Исландии не дышит кислородом тропических лесов Бразилии, а получает его из снега. И так во всех сферах жизни. Наивно предполагая, что наш забор, граница ухоженных государств, нас спасет, когда закончится безалаберное истребление общего ресурса. И самым обидным в этом всем было то, что социальное мнение и желания уже не могли повлиять на ход событий. Изменить наше сознание было способно только лишение всех благ. Над политикой и государствами стояли финансы корпораций, над которыми стояли банки. Мужики с засаленными от купюр руками, умеющие только считать – управляли общественным мнением, желаниями масс, направлением в движении целых цивилизаций. Наука о том, как, что и у кого можно по-быстрому отжать, у нас в цивилизованном мире называется экономикой и преподается в университетах. Динамика этого процесса изучается и систематизируется. Немудрено, что мы двигаемся в каменный век, а люди, пытающиеся этому противостоять, уходят, как Кирилыч, в экопоселения.
Именно эти мысли и не давали мне облегчения, когда я пересек границу. Я выехал за пределы пыльного грязного двора, где, чтобы справить нужду, необходимо брать с собой лопату, но я остался в той же системе знаний и ценностей. И с этим пониманием мне предстояло жить дальше, смотреть на стриженые газоны и диких кроликов, заливать биотопливо в бак и слушать рекламу о том, что зубную щетку нужно часто менять.