– Добрый день
– Как ты, сынок?! – встрепенулась мать, и её глаза снова налились слезами.
– Пока я вспоминаю только предметы и их названия, но, судя по уверенному спокойствию доктора и медсестры, всё идет по плану.
Только сейчас я заметил всю усталость и печаль, придавившую их, будто огромная глыба. Мятую одежду, которую они не меняли по меньшей мере несколько дней, щетину на отцовском лице. Мне неловко было находиться рядом с ними, но я единственный понимал особенности своего состояния, и чувствовал себя обязанным им пояснить и успокоить.
– Я, как и вы, тоже жду, когда ко мне вернется память, но пока я помню только ваши имена, и ничего более. Вам нужно отдохнуть. Уверен, скоро всё будет хорошо.
Отец одобрительно кивнул, протянул руку, и мы обменялись крепким мужским рукопожатием. Он дотронулся до моего плеча и сказал:
– Возвращайся, сын, мы тебя ждем!
Мать молча обняла меня мягкими теплыми руками, ещё раз всхлипнула и, взглянув мне в лицо по-собачьи преданными глазами, отошла к отцу.
Мы разошлись в разные стороны из больничного холла, неловкость момента была исчерпана, но оставалось какое-то внутреннее напряжение. После эмоции «не нравится», которая всплыла при виде брокколи, я испытал новую эмоцию – «быть обязанным». Чувство, что я обязан уделять внимание этим людям, прочно закрепилось во мне с первой же минуты, как я увидел их в холле. Но не давал покоя тот факт, что ими двигала совсем другая эмоция, пока мне неведомая. Неужели в глазах моей мамы была преданность, неужели это родственные связи обязывали их, вымотанных до изнеможения, находиться возле физически здорового человека? Скорее всего, мне оставались недоступны ещё многие чувства, способные объяснить их поведение. Но я не стал усугублять внутреннюю неразбериху и смирился с тем фактом, что изъяны памяти, эти недостающие пробелы, скоро заполнятся сами. И как только я принял такое решение, ноги сразу же понесли меня во двор, который так ярко светил зеленым в окно моей палаты.
Прогулка наполнила меня новыми звуками, цветами и запахами. Я, как ребенок, взахлёб впитывал происходящее, всё новые и новые слова обозначали вновь приобретенные мной предметы и процессы. Мир все стремительнее удалялся от прямоугольного, в нейтральных тонах, и наливался красочным многообразием. Конечно, чувство, что ко мне всего лишь возвращается утраченное мной ранее, немного смазывало всю прелесть приобретений, но это всё равно было восхитительно. Ведь то, что я знал ранее, ко мне приходило не сразу, мне всё выдавалось постепенно, с каждым годом жизни – а сейчас я получаю знания почти мгновенно, и для этого мне достаточно лишь взглянуть на предмет. Будь у людей такая способность приобретать новые знания, наш мир изменился бы кардинально за считанные дни. Но, увы, всё окружающее меня просто вяло пульсировало, следуя законам серой пустоты, а я пока лишь забирал своё.
В таком ритме прошло несколько дней, я почти освоился в своем теле. Меня посещали позабытые ранее эмоции, вспоминались разные вещи. Так, взрыв эмоций вызвали вернувшиеся на третий день вкусовые ощущения. Оказывается, принятие пищи – не только заправка своего организма топливом, но и очень приятный процесс, приносящий яркое чувственное удовлетворение. Как всё-таки здорово, что природа совмещает жизненно необходимые для нас вещи с позитивными эмоциями! Также очень понравился душ, вернее, вода и контакт с ней. Хотя насчет воды осталось больше вопросов, чем ответов. Если обычные предметы словом, их обозначающим, сразу раскрывали свою суть, то понятие «вода» не подразумевало ничего определенного. Ровным счетом ничего конкретного также не несло в себе слово «телевиденье», хоть и вызвало совершенно противоположные воде эмоции. Я познакомился с тем черным прямоугольником в своей светлой палате ещё вечером первого дня, когда медсестра, сменившая вечером Марту, показала мне, как им пользоваться. При всем обилии сведений, которые он выдавал, у меня сложилось весьма однозначное неприятное впечатление как от самого предмета, так и от стиля подаваемой им информации. Мне всё же приходилось им пользоваться в свободное время, так как пределы больницы ограничивали возможность многое увидеть, но нагнетающая манера всё преподносить однобоко, вечные повторения и постоянные фальшивые нотки однозначно говорили о нездорово искажённой реальности, транслируемой этим предметом.