Вот, мы говорим, – плохо, что Кане похитил Парэ. Однако наши предки по-другому, как через похищение, не вступали в брак. Может быть, потому что женщине хочется быть покоренной, похищенной, обольщенной? Кто заложил в нее это – демоны или боги? Или и те, и другие – ведь демонические порывы и наша нежность, конечно же, представляют собой две грани одной и той же сущности. Чтобы ощутить нежность и жить в согласии с этим чувством, необходимо посмотреть в лицо демоническому. Нежность и демоны кажутся вещами несовместимыми, но если одно из них подавляется, то уходит и другое. Не надо бояться демонов, говорю я вам. Смотрите на них, не отворачивайтесь и не прячьтесь, и тогда очень скоро они уже не покажутся вам страшными, у вас появится смелость.
Вот, Кане и Парэ здесь, перед вами. Они не побоялись демонов, они смело пошли им навстречу; они упивались страстью и демоническим, которое неизбежно связано с ней; они страдали и любили. Но именно потому, что они прямо смотрели в лицо демоническому, они стали настоящими людьми, то есть такими, которые сами выбирают между добром и злом, и делают этот выбор в пользу добра.
Вот, говорю я, Кане и Парэ здесь, перед вами. Они пришли на ваш суд без принуждения, добровольно. Вы спрашиваете, оскорбили ли они богов своими поступками? Я не знаю, боги молчат, я не слышу их голос… Но то, что Кане и Парэ пришли на суд, – богам угодно, можете мне поверить. Первый шаг к изгнанию демонов из нашей жизни сделан; что будет дальше, решать вам, люди.
– Дочь свою выгораживает, – громко и отчетливо произнес Тлалок.
На площади установилась мертвая тишина; взоры всех собравшихся были обращены к Араваку. По выражению лица вождя нельзя было определить, однако, одобряет или осуждает он речь Баиры.
– Ты закончил, верховный жрец? – спокойно спросил Аравак.
– Да, – ответил Баира.
– Хорошо, – сказал Аравак по-прежнему невозмутимо, но в его глазах промелькнули зловещее искорки, – настолько зловещие, что Баира весь сжался. Испуганно глянул он на Кане и Парэ, кое-как доковылял до своей циновки и бессильно опустился на нее.
– Кто еще хочет высказаться? – Аравак медленно обвел взглядом толпу. Люди застыли в неподвижности, никто не проронил ни звука; слышалось только завывание ветра да стук двери в храме Всех Богов, плохо закрытой, а потому отворенной сквозняком и бьющейся о притолоку.
– Великий вождь… – начал было говорить Кане, но осекся, потому что Аравак сурово оборвал его:
– Тебе еще рано! Твое слово будет последним.
На лице Кане отразились гнев и досада, но он сдержался и ничего не ответил вождю. С тревогой посмотрел он на Парэ – как она? Парэ улыбнулась ему, он улыбнулся ей в ответ, – и в это время раздался голос Аравака:
– Пусть скажет староста деревни, откуда родом тот, кого мы судим. Иди сюда, Капуна!
Кане вздрогнул и посмотрел на толпу. Из нее вышел съежившийся Капуна. Его губы дрожали, а руки подергивались. Несмотря на холод, он не закрыл плащом свою обнаженную грудь, на которой, также как на лице и шее, была раскраска, нанесенная соком растения «ти». Люди боязливо рассматривали эти магические узоры, ведь все знали, что такая раскраска наносится для отпугивания злых демонов, когда они совсем рядом.
С трудом взобравшись на площадку, Капуна встал возле вождя, отвернувшись от Кане и Парэ.
– Мы ждем твоего слова, – сказал Аравак.
– Я – староста деревни, откуда родом сын рыбака, которого мы сегодня судим, – начал Капуна. – Он вырос на наших глазах, а когда остался сиротой, мы всей деревней заботились о нем. Могли ли мы подумать, что он отплатит черной неблагодарностью не только нам, но и всем жителям острова? О, мы давно замечали за ним неладное! Сын рыбака еще с детства завел дружбу с демонами, и они помогали ему во всех делах. Рыба сама шла к нему на крючок, лесные птицы сами лезли в силки; батат, который он сажал, давал небывалый урожай. Все свое время этот сын рыбака проводил в недостойных забавах и колдовстве: учил кур говорить по-человечески, заставляя посуду петь и танцевать, принуждал женщин свистеть птичьими голосами и скакать по двору, морочил наших людей, превращаясь в дерево или камень, а то и просто летал по воздуху над деревней.