* А как ты дочку назовешь? - спросил Пашка.
Его лица Соня не видела. Он лег спать на полу возле ее дивана в том самом спальном мешке, в котором она провела предыдущую ночь.
* Викторией, в честь Темкиной бабушки. Она его вырастила.
* А родители его где же?
* Умерли от рака уже давно.
* Как? И отец и мать?
* Да. Они тогда жили в Припяти, работали на Чернобыльской атомной станции. Молодые специалисты. Артем родился в январе восемьдесят шестого, за три месяца до аварии. Его маму вызвали из декретного отпуска. Уж не знаю, чем она таким там занималась, Тема об этом никогда не рассказывал. Да он, наверно, и сам не знал, откуда ему знать. Но без нее было не обойтись. Поэтому Темку решили отправить к бабушке, сюда, в Дивноморск. Она забрала его пятнадцатого апреля, а двадцать шестого прогремел взрыв. Отец его был одним из тех, кто тушил пожар. Он умер в тот же год. Мать эвакуировалась, потом переехала жить сюда, но через два года у нее обнаружили рак почки, и буквально в течение месяца ее не стало. А теперь вот и самого Темы.
На глаза наворачивались слезы, но Соне было приятно рассказывать о своем муже. Ей казалось, что в связи со всем произошедшим за последнее время: рождением дочери, угрозами, погромом в квартире, его смерть, как бы ушла на второй план, и она даже не смогла как следует вспомнить и оплакать его. Тело Артема не отдавали пока шло следствие, и это, несомненно, было к лучшему. Ведь сейчас она была совершенно не в состоянии заниматься похоронами. И все же, Соне казалось, что это как-то неправильно: ушел из жизни самый главный ее человек, а она даже не говорит о нем и думает о всякой ерунде, вроде перебитой посуды и пропавших денег. И еще этот парень, Павел Скворцов. Не будь Соня сейчас такой страшной, бледной и зареванной, она бы решила, что нравится ему. И хотя он вел себя безупречно, ее не покидало чувство, что оставляя его ночевать в своей квартире, она совершает что-то предосудительное, предает своего ненаглядного Темку. Поэтому ей хотелось рассказывать о нем, вспоминать, хвалить.
* Он, наверное, был хорошим человеком, твой муж? - будто прочитав ее мысли, спросил Скворцов.
* Да, очень. Мы с ним в Белореченске познакомились. Я там в ветеринарной клинике работала, а он туда сокола привез. Сбил на дороге в темноте и привез. Правда сокол уже мертвый был к тому времени, но Темка все равно просил: "Вы попробуйте, пожалуйста". А потом мы его вместе хоронить поехали в лес. И плакали оба. Зима была, мороз, земля твердая. У Артема, пока он копал, кожа на тыльной стороне ладоней до крови полопалась. А он не хотел, чтобы я видела, что он плачет, и глаза руками вытирал. Когда он повернулся, я чуть от страха в обморок не упала. Пришлось ехать ко мне домой, умываться. Он ведь здесь тогда жил, в Дивноморске, в этой самой квартире. А через две недели и я сюда переехала. Не знаю даже, как все произошло так быстро. Просто поняла, что это мой человек, и думать здесь нечего.
Пашка решил, что печальных воспоминаний пока достаточно. Не хватало только довести девушку до нервного срыва. Да и слушать об их счастье ему, положа руку на сердце, было неприятно. Безусловно, Скворцов понимал, что он чужак, и не имеет никаких прав на эту женщину. К тому же, нужно проявить уважение, не по-человечески как-то ухаживать за вдовой, когда ее мужа еще даже не похоронили. Но внутри предательски скреблась ревность, и усмирить ее никак не получалось. Соня чем-то его зацепила. Может быть, крупными веснушками на бледном лице. Со своими рыжими волосами и молочно-белой кожей она была похожа на кельтскую богиню Дану. В детстве у него была поразительной красоты книжка "Мифы и сказания старой Ирландии". Прочитать ее маленький Пашка так и не сумел. Легенды были очень сложными, изобиловали длинными непонятными именами и терминами. Но картинки были почти на каждой странице. На них изображались туманные леса, отвесные скалы над бушующим морем, рогатые демоны и, конечно же, красавицы. Ну куда без них? Все они были бледными и рыжеволосыми, но больше всех ему нравилась та, что на развороте. Она стояла босиком у кромки воды, подняв к солнцу руки, а рыжие волосы доставали до земли и почти закрывали широкое зеленое платье. В углу мелким шрифтом было подписано: "Богиня Дану, прародительница туатов". Кто такие туаты Скворцов не знал, и что значит "прародительница" тоже, но часто представлял себе, как спасает ее из какой-нибудь беды, и она, естественно, тут же в него влюбляется до потери сознания.
Потом мама эту книжку кому-то отдала, и он про нее забыл, забыл на много лет, а сегодня, увидев Соню на Тамариной кухне, вдруг вспомнил. Он смотрел, как пробивающееся сквозь темные шторы солнце играет в ее волосах, и в памяти тут же всплыла старинная книга, и богиня Дану, и загадочные туаты. Но было что-то еще, что не позволяло Пашке оторваться от этой женщины, вынуждало навязывать ей свою помощь и молча бесится от ревности к ее несчастному мужу. Чувствовалась в ней какая-то внутренняя стойкость. Упрямство, с которым она боролась с навалившимися на нее бедами, стискивая тонкие губы и сжимая кулаки, вызывало у него уважение и трепет. Мать всегда говорила ему: "Нужно помогать людям, но только тем, кто этого заслуживает". Соня, безусловно, заслуживала.
* А родители твои живы? - спросил он, чтобы сменить тему.
* Да, с ними все в порядке.
* Почему же они не приехали тебя поддержать?
* Ну, с отцом я не общаюсь, у него другая семья, а мама у меня замечательная: добрая, веселая, всегда на позитиве. Только она в Бурунди, в Африке.
* Где? - от удивления Пашка даже привстал в своем спальнике.
* В Бурунди, в Африке, - как ни в чем не бывало повторила Соня. - Она там с миссией.
* С какой миссией?
* С церковной. После того, как они с папой развелись, мама захандрила. Стала на себя не похожа. Всегда такая энергичная была, а тут приходит с работы, садится перед телевизором и смотрит весь вечер всякую чушь. Чего я ей только не предлагала, как ни уговаривала взять себя в руки - бесполезно. "Зачем, - отвечает, - я уже старая". А потом она в эту церковь стала ходить, кто-то из подруг ее затащил. Святого чего-то и чего-то.
* Секта, что-ли.
* Ну секта, не секта, а ей помогло. Я поначалу тоже заволновалась, а потом смотрю, мама прямо ожила. Снова улыбается, дела у нее какие-то появились, встречи. Ну, думаю, чем бы дитя не тешилось. А однажды она приехала без предупреждения. Я тогда уже замужем была. Села напротив меня и тихо так говорит: "София, мне с тобой побеседовать нужно". Я перепугалась, решила, что она харакири решила совершить или еще что-нибудь в этом духе. У нее такой голос бывает, только когда она что-то очень страшное хочет сообщить. Но оказалось, мама отправляется в восточную африку заниматься благотворительностью и проповедовать. Я сначала не поверила, решила, что либо она меня обманывает, либо ей мозги запудрили и собираются куда-то в рабство продать. Но через пару дней после вылета она позвонила мне в скайп. И сейчас продолжает звонить. Показывает как они там живут, их миссию, подопечных, тропики и горы, берега озера Танганьика. Условия там, конечно, спартанские, но интересно до жути.
* А ты ей уже рассказала, что случилось?
* Нет. У них интернет раз в неделю по часу, как у нас на даче вода. Да и не хочется ее выдергивать, все равно она мне ничем уже не поможет.
В этот момент с лестничной площадки донесся какой-то короткий свистящий звук, как будто что-то тяжелое рассекло воздух, и в дверь ударили. Ударили с такой силой, что даже в комнате с потолка посыпалась штукатурка. Но дверь, кажется, выдержала. Соня отреагировала первой. В панике, она спрыгнула с дивана, наступив прямо в живот лежащему на полу Скворцову и даже не заметив этого, подбежала к детской кроватке и схватила на руки спящего ребенка. Девочка сразу заплакала, но так тихо, словно понимала, что сейчас не время для крика.