- Давай здесь, - негромко и холодно сказал он Алисе, снова оказавшись в гостиной.
Она застегивала пряжку на обуви, сидя в кресле. Подняв голову, спросила:
- Ты о чем?
Илья помолчал. Приблизился снова к ней, опустился у ее ног и взял в руки ее лодыжку в босоножке. Быстро снял его и прикоснулся губами к пальцам. Скользнул чуть выше по ступне – к щиколотке. Продолжая ртом выводить на ней узор. Нога была влажной, пахнула дождем и металлом. А он поднимался еще выше, по голени к коленке, лаская ладонью икру. До тех пор, пока снова не поднял к ней свой серый взгляд и прошептал:
- Об этом.
- Ааа, - понимающе протянула она. – Ну давай. Только найдем опору понадежнее, чем кресло-качалка. Если ты покалечишься, мне этого не простят.
И снова он не ответил. Его губы продолжили свое путешествие по ее ноге, пока не достигли внутренней части бедра. Притянул ее ближе к лицу, чтобы было удобнее. Втянул носом ее аромат. Сдвинул край кружева и прижался губами, пропуская язык меж складочек половых губ. Такого он раньше с ней не делал. Такого он ни с кем никогда не делал.
Алиса сильно вцепилась пальцами в кресло – костяшки побелели. Побелело и лицо, словно вся кровь отхлынула к животу, который свело болезненным спазмом. Одно его прикосновение лишило ее возможности дышать и думать. И единственное ее желание сосредоточилось на кончике его языка. Тот проталкивался все глубже. Скользил снизу вверх, достигая клитора, и возвращался обратно. Илья схватил ее ладонь свободной рукой и прижал к своим волосам, будто бы желал, чтобы она направляла его. Теребил, втягивал в себя ее нежную кожу, впитывал ее соки и снова принимался скользить снизу вверх и обратно, пока пальцы уже были внутри нее, будто бы в продолжение движениям рта. И снова, как в тот день, когда отымел ее на диване собственного кабинета, слышал собственный голос, стоном вырывавшийся из грудной клетки.
В ответ его стонам раздавались глухие и протяжные женские вскрики. Она отдавалась ему, не сопротивляясь, сосредоточившись на синхронном подрагивании бедер и ожидая продолжения. Что такое огоньки, пляшущие перед глазами, он знал хорошо. И свист этот в ушах был ему знаком. Только сейчас это впервые означало экстаз, близкий к потере сознания. Хотя значения это не имело. Ничего на свете значения не имело, кроме судорог ее наслаждения. Как он хотел ее оргазма! Как он желал, чтобы она потеряла контроль над собственным телом, как он накануне! Он узнавал ее вкус, ее кожу наощупь, родинку на бедре, которую, оказывается, успел забыть давно. И, кажется, заново познавал эту женщину, как не знал ее раньше. Пусть только на время игры, пусть не по-настоящему. Пусть. Когда от него ничего не останется, этих минут она уже не отнимет. Он еще крепче присосался к клитору, теребил его быстрее, жестче, а рука пробежала по животу вверх, к груди и крепко сжала ее сквозь ткань платья.
Алиса застонала, оттолкнула его от себя и сползла на пол. Судорожно расстегивала его пояс, пуговицы, отстранялась от его преследующих губ, которые сейчас отвлекали. Она освобождала его возбужденный член, обжигающий ладони. И когда мир вокруг завертелся, пробежалась по нему кончиками пальцев и откинулась на паркет.
- Я хочу тебя, - прошептала она, глядя ему в лицо.
Его пьяный взгляд вспыхнул в последний раз, и от этой вспышки будто опалило ее. Задрал платье ей на живот, приспустил джинсы и собственные трусы до бедер. Рванулся вперед, к ней. И, наконец, заполнил ее всю собой, напряженно выдыхая. Он пахнул ею. Его влажные губы имели ее вкус. Его пальцы, влажные от нее, хватали ее запястья и заводили их за голову, прижимая к полу. Он жадно целовал ее шею, ключицы, впиваясь в бледную кожу с голубыми жилками. А вокруг мелькало прошлое – их прошлое на двоих. Фрагментами, как когда он раньше вспоминал ее лицо. Край дивана, где они лепили друг из друга любовников. Старенький пледик, съехавший вместе с ними на пол. Банка от краски, почему-то так и не убранная Васькой. Его старый музыкальный центр. Несколько ее книжек на тумбочке у дивана. Му-зей…
Он задвигался в ней рвано, резко – и не понимал, сколько времени прошло, так отчаянно бил набат в голове. Такой же набат бил и в ее висках. Она приподнимала бедра ему навстречу, обхватывала его ногами, вздрагивала всем телом. В своей последней, самой сильной судороге изогнулась под ним и зашлась полустоном-полухрипом, выдыхая собственный экстаз и сокращая мышцы, чтобы удержать в себе мужчину, владевшего ее удовольствием. Он еще несколько раз сильно, почти болезненно натянул ее на себя, пока не закатил глаза и не уткнулся лицом ей в грудь, продолжая теперь уже слабые движения и успокаиваясь. Так и замер. Только дыхание было слышно теперь. И как у его лица, под одеждой внутри нее колотится сердце.