Прикрыв глаза, Алиса почти не двигалась, лишь водила неторопливо пальцами там, где находила его кожу, слегка царапая ногтями. Он медленно приходил в себя. Возвращалась способность думать. Первая же мысль была глупой и нелепой. Забыть про игру, запереться с ней в этой квартире еще на несколько суток. И никуда не выпускать, пока она не вернется к нему – вся, без остатка. Вторая мысль была реалистичней – сколько еще она сможет удерживать на себе его тушу. Он быстро скатился с нее на паркет. И произнес в наступившей тишине:
- Твоя очередь.
Алиса набрала полную грудь воздуха и отвернулась. Наткнулась взглядом на блеклую картину, так и не законченную ею. Долго рассматривала не ожившие дома и мосты.
- Надо было нарисовать кошаков по трафарету, - хохотнула она и поднялась. Снова села в кресло и начала обуваться.
- Документы у тебя. Рисуй, что хочешь.
- Я давно не рисую, - она встала, посмотрела на него с высоты своего небольшого роста. Больше не улыбалась. Она отбирала небо. – Ты уйдешь из компании.
Макаров резко сел и ошалевшими глазами впился в ее лицо.
- Что это значит?
- Что ты уйдешь из своего «Sky Tower».
Сглотнул. Мотнул головой, будто не верил. И знал, понимал, чего она добивается.
- Ты серьезно? – все-таки спросил он. – Как, по-твоему, я должен это сделать? Отдать свою долю? Подать в отставку? Вообще прикрыть? Чего ты хочешь?
- Не прикидывайся дураком! – рассердилась Алиса.
- Ясно! – рассмеялся Макаров. – И сделать я это должен так, чтобы не иметь возможности вернуться, да?
- Лучше, чтобы у тебя не было желания, - проворчала она.
- Да ладно! Не мелочись, Куликовская, - продолжал смеяться он. – Давай я тебя лучше домой подброшу. Или еще куда-нибудь пойдем? Лично я жрать хочу. И от кофе бы не отказался.
- Найдешь себе другую компанию. Я вызову такси.
Илья засмеялся еще громче. Вскочил с пола, застегнул джинсы. Нашел очки, валявшиеся под креслом. Пятерней прошелся по волосам, отчего менее взъерошенным и помятым не стал. Снова глянул на Алису.
- Ну ладно! – легко сказал он. – Ключ на вешалке в прихожей. Ну… ты помнишь, раньше там цепляли. Пока!
И с этими словами вышел из комнаты. Следом стукнула входная дверь. И только удаляющиеся шаги зазвучали на лестнице.
***
Сторожиха сбивалась с ног. День не задался еще с утра. Причем явно не этого. За последние две недели вообще не было ни одного спокойного утра. Ее привычно уравновешенный и вполне себе добродушный начальник слетел с катушек. Сошел с ума. Или, как принято говорить у простых людей, рЁхнулся. Правда, это еще не повод не исполнять его указания.
Собственно, в происходящее было посвящено не так уж много людей, и Алёне лестен был тот факт, что она входила в их число. Вопросов не задавала. Набирала требуемые документы, соединяла Илью Евгеньевича с теми людьми, с которыми он просил связаться. И рассылала приглашения на собрание акционеров. Было еще одно важное и ответственное задание. Бизнес-ланч. Именно этим она и была занята. После завершения первой части Мерлезонского балета ожидала явления работников ресторана напротив и прислушивалась к происходившему за дверью. А там, судя по всему, жарило. Вторая часть Мерлезонского балета должна была пройти легче под чутким командованием господина Тё.
В холле показалась Тонечка. Она победно вела за собой двух официантов.
- Рановато еще, наверное, - мрачно сказала Алёна.
Впрочем, просчиталась. В ту же минуту дверь в конференц-зал распахнулась, и из нее, сдирая на ходу галстук, вылетел Макаров – почерневший и усталый.
- Илья Евгеньевич, - негромко позвала его сторожиха, - сейчас еду уже несут. Вот ребята подошли.
- Да? – он блуждающим взглядом окинул холл, пока не наткнулся на собственную секретаршу. – Ну… пусть накрывают… вот тебе мой последний президентский указ.
Он никогда не обращался к ней на ты, и это казалось бы диким, если бы в эту минуту Алёна не понимала, что произошло в действительности. Она быстро кивнула и принялась давать официантам инструкции. Макаров же только хмыкнул, но, пока его никто не догнал, а в погоне он не сомневался, бросился в пока еще собственный кабинет, не желая больше слышать шума из конференц-зала. Знал, что это только начало. И знал, что впереди – самое сложное.