Я забрался в свой истребитель и включил радиостанцию. Послышался слабый треск, а затем спокойный голос: "Сорок третий и сорок четвертый, наберите максимальную высоту!"
Голос Пилипенко. Уж он-то наведет! Я был уверен в нем. Не раз мне приходилось летать на перехват. Когда за индикатором радиолокационной станции находился Пилипенко, я чувствовал себя уверенно и всегда справлялся с заданием.
Юрка рассказывал, что Пилипенко раньше был летчиком-истребителем, но его списали по состоянию здоровья. Знание тактики и возможностей летчика позволяли ему умело выводить перехватчиков на цель.
- ...Курс сто девяносто! - командовал Пилипенко.
"Нарушитель еще над морем", - прикинув, догадался я.
Ко мне по стремянке поднялся техник.
- Ну, что? - спросил он.
- Идут на сближение...
- Сорок третий, курс девяносто, - дал новую команду Пилипенко. Включи форсаж.
- Вас понял, - ответил ведущий.
- Нарушитель дает тягу, - высказал я предположение технику.
- Сорок третий, видите цель?
- Цель не вижу. Что-то случилось с локатором, - тревожно доложил летчик.
- Смените частоту!..
- Бесполезно...
- Ищите визуально!..
Иду в облаках."Перехватчик попал в радиолокационный луч "дельфина", мелькнула у меня догадка.
- Атакуй сбоку!.. - крикнул я и осекся. Я не имел никакого права вмешиваться в этот ответственный момент в разговор.
- Ты с ума сошел! - ужаснулся техник и выключил радиостанцию. - Ну, будет теперь дело.
- Какое дело! - Я сорвал с головы шлемофон. - Доучились. Над нашей землей вражеский самолет, а мы сделать ничего не можем.
- Зато восьмой год премии за безаварийность получаем, - вздохнул техник.
Вернулась дежурная пара. Она пронеслась над аэродромом плотно, как на параде, но ни у кого не вызвала восторга.
Летчики собирались группами. Все говорили об одном - о нарушителе и о причинах неудачного перехвата. Еще никто не видел летчиков дежурной пары их сразу вызвали на командный пункт, - но все утверждали, что пролетал не кто иной, как разведчик. Возможно, тот самый "дельфин", к которому мы с Юркой подходили.
Более точную информацию должны были дать вернувшиеся, да и то едва ли: ведь они так и не увидели самолет-нарушитель из-за помех. Но никто не расходился с аэродрома, поджидая летчиков.
Юрка сегодня был неузнаваем. Лицо сосредоточенное и задумчивое, будто у него случилось большое горе. Правда, у других тоже настроение было не лучше. Всех волновали одни и те же мысли.
- Дайте закурить, - подошел к нам Кочетков. Геннадий протянул ему папиросы.
- Вот сволочи! - выругался невозмутимый Кочетков. - Перед самым праздником.
Юрка поднял голову:
- А ты думал, они оповестят о своем визите? Это тебе не на полигоне, где по пять холостых заходов можно делать!
- А я при чем? - удивился Кочетков. - Чего тына меня взъелся? Если бы не отказал во время того полета прицел...
- Да летчики поумнее, - вставил Лаптев. - Дошурупить не могли, что из луча выйти надо. Привыкли, когда хвост подставляют... Так садануть можно было...
- А может, и саданули, - высказал предположение Кочетков. - Команда летчикам была - прекратить преследование. Притом, знаешь, не нам с тобой судить о таких вещах. Слишком мы маленькие начальники для этого,
- Нет, нам, нам! Привыкли, чтобы за нас все время кто-то думал. Скажет командир: изучите вот это - изучаем, сделайте вот то - делаем; а не скажет, забудет, мы никто не напомним... Зачем утруждать себя!.. Разве мы не знали, что надо уметь перехватывать в условиях помех? Почему не подсказали командиру, не потребовали?
- Ха, - усмехнулся Кочетков, - не потребовали. Гляди... какой прыткий! Почему же ты не потребовал? Герой...
- Я бы потребовал, если бы не было таких, как ты. Помнишь, когда на разборе стрельб я сказал насчет очковтирательства? Вы зашипели на меня, как на предателя...
Спор прервала команда "Строиться!"
Нас повели в клуб.
На сцене висела крупномасштабная карта Дальнего Востока. Мельников подошел к ней с указкой.
Мне показалось, что я вижу совсем другого человека. Он не был похож на того уставшего, чем-то озабоченного полковника, каким мы привыкли его видеть. Лицо Мельникова было сосредоточенно, брови нахмурены, из-под них смотрели не задумчивые, вызывающие сочувствие глаза, а холодные, как зимнее небо.
- Неизвестный самолет - облегченный разведывательный вариант, - начал полковник, как всегда, спокойно, но голос его был хриплым, будто он надорвал его или простудился, - пересек нашу границу вот в этом месте. Указка нацелилась на точку в море. - Наша радиолокационная станция обнаружила его вот здесь. - Указка переместилась немного восточнее. - Я хочу особо подчеркнуть работу расчета. Пилипенко здесь? - Голос вдруг окреп, хриплость исчезла.
- Нет, он на КП, - поднялся начальник штаба полка.
- Напишите приказ, объявите ему и всему расчету благодарность. Ставлю всем его в пример. Вот так надо служить, товарищи офицеры. Радиолокационная станция давно выработала свой срок, надо было отправлять ее на капитальный ремонт, на это пошло бы немало средств. Пилипенко попросил разрешения отремонтировать ее своими силами. Я разрешил. И вот видите, какие дала результаты станция! Точнее, не станция, а люди. Пилипенко мастерски навел летчиков Назарова и Кудашова. Здесь они?
- У них еще не кончилось дежурство, - сказал, встав, командир третьей эскадрильи подполковник Макелян.
- Какое дежурство?! - Кустистые брови полковника поднялись вверх. Впервые в его голосе я услышал недовольство. Он не повысил голоса, но в нем зазвучали железные нотки. - Я приказал снять их.
- Сняты, товарищ полковник, - снова поднялся начальник штаба. - На их место назначены летчики из второй эскадрильи.
- Вам, товарищ Макелян, - командир полка ткнул указкой в сторону подполковника, - этот случай непростителен. Как слепые котята оказались ваши летчики. - Он перевел взгляд на начальника штаба. - Третьего мая назначаю полеты. Будем учиться перехватывать в условиях радиопомех. Полковник поставил указку и вышел.
Я не сумел позвонить Инне и предупредить, что не приеду.
Третьего мая начались учения. Полковник Мельников рано утром вместе с инженером полка устроил проверку знаний правил по безопасности полетов. Двоих летчиков отстранил от полетов и приказал снять с летного пайка. В двенадцать часов на аэродроме приземлился Ил-14. Прилетела комиссия из штаба округа.
В учениях участвовали все эскадрильи. Наша эскадрилья играла роль обороняющейся стороны. Полеты проводились днем и ночью.
Отдыхали мы на аэродроме, в классе. По случаю учений сюда привезли матрацы и подушки, солдатские одеяла и простыни. В общем, мы были на казарменном положении. Ночью у нас были полеты, и после обеда нам разрешили поспать. Мы улеглись рядом: я, Юрка, Геннадий. Но спать не хотелось.
- Говорил тебе, не женись, - подшучивал Юрка над Геннадием. - Не послушался. С кем вот теперь молодая жена?
- Мне-то что, - посмеиваясь, отвечал Геннадий. - Во-первых, она знает, где я, во-вторых, она жена, никуда не денется. А вот Борису я не завидую.
- Да, - согласился я. - Нехорошо получилось. Обещал еще в ту субботу или на праздники, а вместо этого... Быстрее бы кончилась эта кутерьма, что ли...
- Эх ты, кутерьма! - усмехнулся Лаптев. - Это только цветочки, ягодки впереди. Ты думаешь, почему Мельников устроил эту игру?
- Кто гарантирует, что нарушители снова не появятся, - ответил я.
- Это одна сторона дела. Мельников сейчас, пожалуй, больше боится не нарушителей, а комиссии. Он, рассказывают, сам все праздники сидел за учебниками и на тренажерах.
- Да, - вздохнул Геннадий. - Уж кому-кому, а ему-то за этот пролет будет на орехи.
- Ты прав, - сказал Юрка. - Командиру много дается, с него больше и спрашивается... В общем, хватит об этом, давайте спать. - Юрка закрыл глаза. - Полеты предстоят нелегкие, как бы и мы не получили на орехи.