Я был благодарен Инне за ее чуткость.
"При увеличении скорости наших истребителей, - продолжали бежать мои мысли, - труднее выбрать момент, когда поднимать нос истребителя. Мы проносились под шаром буквально в считанные секунды, по существу, он являлся неподвижной целью. Уменьшить же скорость мы не могли - истребители потеряли бы высоту. Итак, единственная возможность уничтожить шар - это либо достичь его потолка, либо создать такое положение истребителю, чтобы он устойчиво, хотя бы несколько секунд, двигался в сторону шара. Для этого нужен запас мощности двигателя, но где его взять? А если эту мощность взять не у двигателя, аза счет инерции? Достигнуть практического потолка, со снижением разогнать самолет до предельной скорости и перевести его в набор высоты в направлении цели. Нужно только рассчитать площадку разгона и момент перехода в набор высоты. Летчику сделать в полете это невозможно, а штурман наведения может легко".
Я встал, включил настольную лампу и принялся за расчеты. Вот когда понадобились знания высшей математики, которая так трудно нам давалась в училище.
Пришлось порыться в конспектах, чтобы вспомнить кое-какие формулы. Инна, увидев мое усердие, приподнялась на локтях.
- Тебе помочь?
- Помоги, - с радостью согласился я, поняв, что она переживает из-за моих неприятностей не меньше, чем я.
Утром о своих расчетах я рассказал Геннадию.
- Да, ты прав, - согласился он, - если бы у нас был запас скорости, мы бы сбили этот чертов шар.
Надо доложить командиру полка.
- Иди доложи один, - как-то нехотя сказал он. - А мне надо поговорить с летчиками...
Щипков заставил меня повторить все расчеты, показать на чертежах и доказать свои доводы. Мы просидели с ним более часа, потом он вызвал Пилипенко, и мы занялись расчетами совместно.
- Будем надеяться, что ваша теория подтвердится практикой, - тепло сказал на прощание полковник.
Катастрофа
Будильник разбудил меня в четыре утра. Сегодня полеты предстояли особенно интересные и сложные - воздушные бои в стратосфере. Большие высоты, скорости, перегрузки...
Я снова лечу в паре с Дятловым. Давно мы не мерялись силами. Теперь я на его удочку не поддамся. Посмотрим кто кого.
Я быстро собрался и в столовую пришел одним из первых. Следом Геннадий. Прошел мимо меня и не поздоровался. Видно, встал не с той ноги. А может быть, считает, что первыми должны здороваться подчиненные?
Я посмотрел на него. Нет, в лице не было ни надменности, ни высокомерия; наоборот, оно было каким-то подавленным и изможденным. Перед Геннадием стояла тарелка со вторым, к которому он не притронулся, и стакан с какао.
"Что с ним происходит?" - недоумевал я.
Рассвет наступил незаметно. "Воробушки", наши прежние машины, стояли уже без чехлов. Воздушный бой мы будем проводить на них. На "ласточках" это почти невозможно: слишком велика скорость. Одним словом - перехватчики: настиг, увидел, атаковал. Если же первая атака почему-либо сорвется, второй может и не быть: небольшой отворот займет столько времени, что противник успеет уйти за пределы захвата радиолокационного прицела, надо снова будет наводить с земли.
На предварительной подготовке к полетам некоторые летчики высказали мнение, что воздушный бой при современной технике - отжившее понятие, что нужны другие тактические приемы, незачем устраивать воздушную карусель. Дятлов дал этим летчикам отповедь. Действительно, что, как не воздушный бой, развивает у летчика дерзость, смекалку, мастерство, военную хитрость и быстроту реакции?..
На утреннем построении мы снова встретились с Геннадием. И снова он не поздоровался. Но теперь вид его был не таким подавленным. Он проверил у нас карты, спросил, как подготовлены истребители, и дал последние напутствия. Говорил кратко, спокойно и деловито. И все же вид у него был необычный: глаза нервно поблескивали, под ними залегли темные круги.
Поговорить с Геннадием мне так и не удалось. С построения он сразу отправился на самолет и забрался в кабину. Ему взлетать первому в паре с Пальчевским - молодым летчиком, самоуверенным и ершистым.
Через несколько минут в воздух поднялись и мы с Дятловым. Бой у нас получился затяжным и безрезультатным, и мы, пробыв в зоне положенное время, взяли курс на аэродром. А когда сели, услышали потрясающее известие разбился Геннадий.
К вечеру прилетела комиссия для расследования причины происшествия. Два дня она собирала остатки самолета, исследовала их, но толком ничего не могла установить. А на третий день к нам пришла опухшая от слез Дуся и заявила, что во всем виновата она.
Мои подозрения подтвердились. Оказалось, Дуся действительно полюбила Винницкого, и они встречались. Об этом узнал Геннадий, накануне между супругами произошло объяснение. Дуся во всем призналась. Геннадий не спал всю ночь. И вот... То ли он потерял сознание на перегрузках, то ли умышленно не стал выводить истребитель из пикирования... Тайна осталась с ним.
...Геннадия мы похоронили у подножия Вулкана. Какой был сильный и напористый человек, но каким оказался слабым в минуты душевного потрясения!..
Дуся после похорон уехала в Нижнереченск. Ей дали там квартиру. Оставаться в гарнизоне ей было бессмысленно - все здесь напоминало о Геннадии, а кое-кто из жителей смотрел на нее с презрением, догадываясь об истинной причине гибели Геннадия.
Снова шар
А жизнь течет своим чередом, несмотря ни на что.
В субботу, перед самым уходом со службы, Дятлов объявил всем летчикам и техникам, входившим в состав дежурных расчетов, чтобы никто никуда из гарнизона не выезжал. Причина ясная: приехала инспекция, в любое время могут объявить тревогу.
- Ждешь, ждешь этого воскресенья, - недовольно заворчал молодой летчик лейтенант Пальчевский, - месяц в городе не был.
- Не умрешь, - ответил ему Дятлов. - Да и делать там нечего. В кино здесь сходишь.
- В кино! - усмехнулся Пальчевский. - Тоже занятие...
Домой я не пошел: Инна еще не вернулась с работы, а без нее я чувствую себя как неприкаянный. Направился в клуб, в бильярдную. Вечером там всегда, полно народу, не дождешься очереди сыграть. А сейчас, наверное, никого нет...
Недалеко от клуба меня догнал лейтенант Пальчевский и вызвался в партнеры.
Едва мы сыграли партию, как в бильярдную вошли полковник Щипков и Синицын. Он уже подполковник.
- Вот кто тут гремит шарами, - улыбнулся Щипков. - Вы пообедать-то успели?
- А как же, - ответил Пальчевский. - Какая игра на пустой желудок! Вы как раз вовремя пришли. Пожалуйста, кий. Самоклад.
Щипков и Синицын играли молча и сосредоточенно. Оба спокойные, неторопливые, они обдумывали каждый удар, словно снайперы, следя за зеленым полем стола и выжидая, когда шар выйдет в ударное положение.
Синицын чаще бил дуплетом... и неплохо. Щипков это преимущество компенсировал умением удерживать ударный шар у борта. Противники были равны. Мы с интересом наблюдали за их поединком. Но доиграть им не удалось. В бильярдную быстро вошел дежурный по части и доложил Щипкову, что в воздухе снова обнаружен шар и командующий приказал уничтожить его нашим дежурным истребителям.
- ...Самолеты уже вылетели, - продолжал докладывать дежурный. - На командном пункте начальник штаба.
Но Щипков уже шел к двери, на ходу надевая шинель. За ним направился Синицын.
Я некоторое время стоял будто оглушенный. "Шар снова в воздухе", звучало у меня в ушах. Как я жалел в эту минуту, что не мне выпала доля дежурить! Ведь я так готовился к этому дню. С тех пор как мы с Геннадием пропустили шар, наверное, не было такого дня, чтобы я не думал о нем и не мучился мыслью, что не сумел выполнить такое ответственное задание. Но вот шар снова в воздухе. "Кто сегодня дежурит? - подумал я. - Кажется, капитаны Демченко и Сергеев из второй эскадрильи. Хорошие летчики..."