Санта обвиняет, Данила реагирует злой усмешкой. Снова ведет по волосам, потом опускает голову и взгляд в столешницу, трясет.
Когда смотрит на Санту — в нём только больше злости. Яда больше. Разочарования…
— А что дальше будет, Сант? Какой будет твоя следующая отговорка? Что ты ещё придумаешь, лишь бы всё осталось, как есть?
— Ты забыл сказать «тупая»…
Санта произнесла сухо, снова ограничиваясь редкими морганиями, храня на лице безразличное выражение. Данила сжал челюсти.
— Что «тупая»?
Спросил так, что очевидно — ничего хорошего от пояснения не ждет. Не зря, наверное…
— Какой будет моя следующая «тупая» отговорка…
Санта пояснила, Данила совершенно невпопад улыбнулся. Но понятно было обоим: в этой улыбке нет ничего от веселья. Ему горько. Ей тоже.
— Это для тебя самой она тупая, Санта. А мне посрать, тупая или умная. Я просто, как придурок, всё жду, когда в тебе появится желание. Когда ты наберешься смелости. Убеждаю себя же, что это вопрос времени. Стараюсь, блин. Из кожи вон лезу, чтобы ты была во мне уверена. Но, кажется, нет… Дело не во времени, и не в уверенности. Ты не хочешь просто. Но и сказать не можешь…
— С кем ты таким важным встречался, что даже телефон выключил? А если мне нужна была твоя помощь? А если бы со мной что-то случилось?
Слова Данилы ранили сильнее всех прошлых. Потому что именно этих мыслей в его голове Санта боялась. Именно эту вину ощущала. Он никогда свои сомнения не озвучивал. Она раньше могла закрывать глаза на свою же, ранящую его, трусость. Но сегодня облачил в слова.
В тот день, когда она действительно собиралась сделать шаг навстречу! В день, когда не искала отмазки. Просто вот сейчас уже не может закрыть глаза на ту, которую он «очень любил», а теперь встречу с которой скрывает. Потому что…
По скулам гуляют желваки. Мужской взгляд впивается в её лицо.
— Давай, малыш… Бей ещё больнее, ты же можешь…
Слова Данилы — очень тихие.
Он возвращает её в произошедший когда-то давно разговор. Она умеет находить болевые точки и безжалостно бить. Он однажды просил взвешивать, когда ведет себя так.
Но это не отменяет того, что он так и не ответил…
В кухне тихо. Оба знают, что обоим же плохо. Между ними просто стол, а будто пропасть. И из-за этого ещё больней.
Санта прячется за своим непробиваемым стеклом. Данила тоже будто отстраняется. И это ни разу не похоже на их рабочий субординационный игнор «во благо». Это разрушает.
— Я правда собиралась к маме…
Санта шепчет, Данила снова усмехается.
Ведет по бровям, вжимает кулаки в камень столешницы, мотает головой. Так, будто в ней слишком много информаций. Так, будто вечно отгоняет лишнее.
— Но не собралась.
Отталкивается. Делает шаг из кухни, не глянув.
Что будет дальше — Санте понятно. Он уходит просто. Наверное, прав. Наверное, это сейчас — лучшее, что можно сделать. Но чем ближе он к коридору, тем ей страшнее.
Плечи болезненно пощипывает, в груди тесно, у самой сжимаются кулаки…
— Даня!!!
Она окликает громче, чем они разговаривали. Истерично, наверное. Немного отчаянно.
Соскальзывает стопой с табурета и подается телом за ним. Смотрит в спину, чувствуя, как сердце больно бьется.
Мелькает мысль, что если он сейчас так и уйдет — не оглянувшись — она умрет на месте. Но он не смог бы.
Её Даня — нет.
Колеблется секунду. Может две.
Потом разворачивается. Возвращается к ней. Обнимает сильно, не боясь протеста. Вжимается носом в ухо, дышит горячо и громко…
Наверное, чувствует, с какой силой её руки стягивают пуловер на спине, но ничего не говорит.
Вот так им тоже плохо. Но хотя бы не безнадежно.
Когда он обнимает, в нём практически невозможно сомневаться. Санте даже кажется, что час терапевтической близости — и она сама всё победит. Обо всём забудет. Во всё поверит.
— Я так не хочу…
Она снова шепчет, жмурясь с силой, наполняя легкие чистым запахом любимого человека. Без примеси. И без сомнений.
Его сердце тоже бьется быстро. Его боль вот сейчас для неё тоже ощутима.
Она искренна. Он это знает.
Чуть ослабляет хват. Целует в щеку, едет к губам, прижимается к ним, гладит по волосам, по лицу. Отрывается, смотрит. Жрет взглядом…
Душу рвет.
И себе, и ей.
— Я тоже. Так не будет. Я тебя люблю, хорошо? Мы устали просто. Я поеду. Надо отдохнуть, а то разговор не клеится. У тебя всё хорошо? Никто не обидел?
Санте становится стыдно за брошенное сгоряча обвинение в безразличии, горло сжимают слезы. Она не может ответить, только переводит голову из стороны в сторону. Видит, что Даниле чуть легче.