Сэр Артур Камелотский смачно сплюнул в реку и аккуратно отер губы платочком, извлеченным из приваренного на латах нагрудного кармана. Русалка внизу, плененная было блестящей никелированной упаковкой рыцарей и галантной речью сэра Артура, брезгливо поморщилась.
Кузнецов молча переваривал услышанное, да и насупившийся Ермак мозолистой пятерней задумчиво чесал в затылке, подыскивая ответ подипломатичнее.
«Шо хошь, сволота, делай, а политеса мне не нарушай» – эту старую заповедь в его спинной мозг прочно вколотил розгами Петр Великий на регулярно проводимых им политзанятиях. Те двухнедельные дипломатические государевы экстернат-курсы в Навигационной школе в свое время очень пригодились юному атаману, командированному позже на освоение Сибири.
– Шел бы ты, верблюд [5]… – Ермак грязно, но от души выругался, развернулся и, насвистывая «Гей, славяне!», пошел прочь. По мнению Ерофея Павловича, великий государь остался бы вполне доволен столь лаконичным завершением переговоров…
Так и промолчавший всю встречу переводчик Николай Кузнецов, молча и с достоинством поклонившись, решил сгладить неловкость коллеги тонким русским юмором.
– Вы знаете, господа, а это неправда, что у Нельсона не было одного глаза. У адмирала был один глаз.
Еще раз вежливо поклонившись вконец оторопевшим сэрам, Кузнецов последовал за Ермаком.
«Странный они народ, островные. И с юмором у них что-то не того. Кутузов Михайло Илларионыч полчаса хохотал…» – уже на ходу припомнил Николай свою историческую встречу с ветераном в отделе кадров и выбросил разгулов из головы. Сейчас его больше заботила предстоящая оценка переговоров сначала Ильей, а затем и руководством старшего ранга.
Разгулы, постояв на мосту еще пару минут, обменялись презрительными для дружинников оценками «варваров в портах», потом по-военному слаженно развернули лошадей и, поскрипывая ржавеющими на глазах латами, двинулись к своему отряду.
А белокурая русалка оставила облюбованную сваю, бесшумно нырнула и серебристой молнией понеслась под водой к Коровьему омуту; услышанные вести вполне могли заинтересовать ее троюродного деда Водяного.
Выслушав доклад, Илья с яростью ухватил себя за ворот полотняной рубахи и без малейшей натуги рванул его вниз. Рубаха разодралась с задорным металлическим скрипом – увлекшись, богатырь прихватил могучими руками и кольчугу, которая теперь, весело позвякивая коваными колечками, сыпалась с его могучего торса. На плече у Ильи обнаружилась яркая темно-синяя пороховая татуировка – пятиугольник знака качества и четыре буковки «СССР».
– Я тебе что говорил, Ерофей! На кой ляд ты, скажи мне, Кольку на мост потащил? У него опыта – с гулькин нос. А ежели бы Хеллоуин этот треклятый сегодня был? Посекли бы они вас двоих как котят.
– Так ведь переговоры ж, Илюша.– Ерофей Павлович, оправдываясь, походил на впервые выпившего подростка.– Честь рыцарская опять же. Не казачья, конечно. Но ведь честь.
– Какие переговоры, какая честь, Ероша? У них на эту честь мораторий пожизненный. Ты вон у Коли спроси, сколь лет они второй фронт открывали? Тьфу на вас, интеллигенция казачья.
Илья бушевал недолго. Замена Левы на переговорах Кузнецовым была единственной претензией богатыря к понурому Ерофею. Сам ход исторической встречи на мосту он оценил очень высоко, особо упирая на добытые данные.
– Учитесь, парни,– комментировал Илья, поднимая к небу толстый, как сарделька, указательный палец.– Во-первых, Ероша узнал, когда противник предпримет наступление. Во-вторых, мы знаем имена главных их застрельщиков. И наконец, последнее. Своим предложением форсировать реку вброд Ерофей Павлович, полагаю, посеял в рядах агрессора хаос и смятение. Теперь они до утра будут думать, нет ли тут какой хитрости, а утром все они, кроме тролля, через мост попрут, потому как тролль глуп и потому как мост его веса не выдержит. Вам это на руку: в тине тролль увязнет, а речка здешняя илистая, и дно топкое, некачественное.
– Илья Тимофеевич, извините,– суховато-официальным тоном перебил Муромца Задов,– вы сказали «вам» или «нам»?
– Вам, Лева, вам. Я отсель, как сказано, шага не ступлю. А потому предлагаю товарищу Поповичу представить мне к девяти часам утра план вашей обороны. Как там, кстати, супостат, Николай?
Кузнецов навел подзорную трубу на вечерний стан противника. Лагерь, разбитый у дороги перед мостом, выглядел вполне невинно. Эльфы распивали и распевали, гномы попыхивали трубочками и точили свои топоры. Два маленьких мохноногих орка, аккуратно сложив футляры, неустанно подтаскивали хворост для разгоревшегося костра; орки покрупнее то и дело подгоняли их увесистыми тумаками и оплеухами. Тролль любовался у реки своим отражением, а трое гоблинов о чем-то ожесточенно спорили, облокотившись на перила мостика. Остальные гоблины уже спали.
Отдельно кучковались вампиры, озабоченно копошась вокруг сборно-разборных походных гробиков. Собирались ко сну и разгулы; лишь один из них, отряженный, видимо, в караул, еще был на ногах. Остальные поснимали доспехи и, укрывшись попонами, ворочались на охапках реквизированного крестьянского сена.
– Стога два разорили,– заметил Задов.
– Ответят, не боись,– беспечно ответил Илья.– Товарищ Задов, заступить в караул у моста.
– Когда будет смена? – неохотно приподнимаясь и с трудом глотая обиду, поинтересовался Лева.
– Я тебя, сынок, сам разбужу,– ухмыльнулся богатырь.– Мне все одно завтра тут без дела торчать. Ступай себе с Богом от греха и от меня подальше.
– А почему, собственно, вы именно меня в караул, Илья Тимофеевич? – собирая амуницию, упавшим голосом полюбопытствовал Лева.
– Некому больше, Левушка. Ерофей с Николаем вон какое дело вынесли, а у Алеши ночь долгая, бессонная. Думу он думать будет, верно, Лешенька?
Алеша согласно и серьезно кивнул, ласково улыбнулся Леве, отвернулся, присел на камень, закинул ногу за ногу, подпер подбородок рукой и изобразил тягостные раздумья. Задов негромко выругался и поплелся к мосту.
– Интере-э-эсный план,– оглядывая коллег, с сомнением протянул Илья, выслушав Поповича в десять часов сорок две минуты следующего утра.– Главное, лаконичный. Обмозгуем…
– Хрена ли тут мозговать? – взвился на дыбы Задов. Ночью Леву так никто и не сменил, а тревожить Илью и отходить от моста он, хорошенько подумав, не решился – богатырь славился равной суровостью как к нарушителям своего ночного покоя, так и к дезертирам из караула. Теперь злой, невыспавшийся и продрогший за ночь Задов был вынужден выслушать еще и гениальный «план» Поповича, который сводился к трем-четырем фразам, ключевой из которых была «А тут мы выскакиваем и по мордам их, по мордам!» Как понял Задов, на обдумывание своей стратегии Алеша не потратил и минуты драгоценного сна. Кстати, условленный срок не проспал только Кузнецов, присоединившийся к Леве в девять утра из товарищеской солидарности.
Здесь, на импровизированном вече, Николай в полном недоумении переводил задумчивый взгляд с Поповича на Илью и обратно. От Ерофея Павловича проку было мало – Ермак от обсуждения предусмотрительно самоустранился. Истово крестясь и поминутно поминая царя небесного, он с тоской мечтал о добрых старых временах покорения Сибири и добром старом своем враге хане Кучуме.
– Хрена ли тут мозговать? – вторично возопил закусивший удила Задов.– Это не план, это форменный контрреволюционный саботаж. Да батька Махно за такие планы самолично саблей от сих до сих вот рубал…
– Ты мне ручонкой не тряси, мал ишшо, чтобы мне перечить.– Илья слегка повысил голос, но тут же, сменив тон на более мирный, ласково глянул на Алешу.– Согласен, в плане есть некоторые, скажем так, недоработки, но заглавная идея мне вполне, понимаешь, импонирует.
– Это насчет «по мордам»? – ехидно уточнил Задов.