Одинокий всадник ехал по веси.
Вот он приостановился. Послышался скрип шагов. Тишина. И - снова топот коня, на этот раз явно к его землянке.
Мысль работала быстро и ясно.
Полулесная, полузвериная жизнь с малолетства приучила его самого, как лесного зверя, в любой момент быть готовым принять решение, отразить внезапный наскок, отстоять свою жизнь.
Вот и теперь он весь напрягся, готовый к броску. Зверек, чистый зверек! Только сердце оставалось человеческим. Не столько страшно, как обидно было умирать Славке. тринадцать лет, да вот четырнадцатую зиму прожил, а что хорошего видел в жизни? И главное – чего хорошего сделал в ней?..
Дверь открылась, и в землянке стало немного светлей. Неужели он проспал почти до рассвета?
Потоптавшись на пороге, вошедший человек стал осторожно спускаться по ступенькам вниз.
«Почему он один? – лихорадочно соображал Славко. - Половецкий разведчик?»
Хорошо если бы это был тот, с глупым лицом.
Но нет, шаги тяжелые. Скорее всего, это стрелок. Или кто-то из других, крепких воинов хана.
Темная, грузная тень вошла в землянку, приблизилась и вскрикнула, склонившись над ним:
- Славко?..
Славко настолько ушел всем своим существом в то, что должен сейчас сделать, что даже не успел толком удивиться тому, с каких это пор половцы носят русские бороды и знают его по имени.
Он выхватил из-под мышки нож, сделал короткий замах и непременно ударил бы. Но чья-то мощная, точно кузнечные клещи рука, перехватила его руку и без особого труда заставила пальцы выронить нож.
- Фу, ты, Славко! Слава Богу, живой!– послышался сверху знакомый бас.
Славко вгляделся в склонившегося над ним человека и, узнавая в нем давнего друга Милушиного мужа, недоверчиво прошептал:
- Онфим? Ты?..
- Я, кто же еще! Ну и напугал ты меня?
- Этим? – слабо удивился, кивая на нож, Славко.
- Да нет, тем, что живой! Ну, представь себе сам: лежит покойник с ножом в груди, весь в крови и вдруг бросается на тебя…
- Да это не кровь – клюква! – сконфуженно пробормотал Славко.
Чтобы окончательно убедиться, что он не лжет, мужчина провел по красному пятну на груди Славки пальцем, лизнул его и кисло сморщившись, сплюнул:
- И кого же ты так ждешь?
- Половца, кого же еще? - садясь, огрызнулся Славко.
- То-то я смотрю, всё в Осиновке, словно вымерло! – понимающе кивнул Онфим. – Остальные-то хоть успели уйти?
- Да, но…
- А я, понимаешь, - не дослушивая, Онфим стал развязывать свою котомку и выкладывать на стол небольшую кринку, свертки и две монеты: - Гостинцы Милуше привез. Муж ее наказал завезти по дороге. Захожу, а их нет. Так вернутся, передай им: вот мед, пряник для сына, пара сребреников, чтоб зерно для муки купить. Ну, и, конечно, колечко…
- Постой, Онфим, погоди! - попытался остановить туговатого на ухо кузнеца Славко.
Но тот не унимался:
- Что погоди? Что постой? Тут и для тебя подарок имеется!
- Для меня?!
От удивления Славко даже забыл про то главное, о чем хотел сказать Онфиму. Не так часто баловала его жизнь подарками.
- На, держи!
Онфим бережно развернул большой узелок платка и протянул Славке… кованный бронзовый крестик.
Ожидавший увидеть засопожный нож, который давно обещал выковать ему муж Милуши, Славко раздосадовано засопел. Но, не желая огорчать добродушного Онфима, с деланной улыбкой принял крест.
А тот принялся расхваливать его:
- Настоящий мощевик, любую святыню внутрь вложить можно! Не хуже греческого будет. Сам Милушин муж сделал!
Славко осторожно положил крест рядом с гостинцами и уже открыл рот, чтоб сообщить, наконец, Онфиму о Белдузе, но тот заторопился так, что ничего не хотел и слышать:
- Все-все! Мне пора назад, в Переяславль возвращаться! А то, если опоздаю, такое Мономах сотворит…
Было странно слышать это от могучего, взрослого человека.
И, тем не менее, Славко успел крикнул ему вслед:
- По большой дороге не возвращайся! Там – половцы!
- Где?
- У моста.
- Ладно, объеду! Береженого Бог бережет! Кто хоть на этот раз пожаловал?
- Кто-кто! Я тебе в сто сотый раз пытаюсь сказать: хан Белдуз!