Тут они пошли дальше уже без него…
А здесь…
- Постой, а это еще что?
Где-то невдалеке послышался вроде бы писк ребенка.
- Детский плач? – Славко приподнял край заячьего треуха и прислушался. - Точно! Милушин орет! Ай, да дед Завид! Догадался-таки не уходить в лес! Спрятал наших там, где сам хан Ласка не догадается искать их! Прямо на ветру, в открытом поле! Сделав их видимыми издали кочками да бугорками! Бедные, как же они тут!.. То-то обрадуются, что можно возвращаться домой!
Славко бросился на крик и остановился.
«Ну, и запрятались, никого не видать! Прямо, как кроты позарывались в землю!»
- Эге-ееей!! - радостно закричал он. – Будет вам мерзнуть зря! Выходите!
Однако никто не отозвался ему.
Ни одна кочка, ни один бугорок даже не шевельнулись…
Тогда Славко бросился вперед, но и там никого не было…
И в двадцати шагах вправо, и в пятидесяти влево – тоже!..
- Эге-геей…- уже неуверенно повторил он. – Где вы? Это же я, Славко…
И тут снова раздался плач ребенка. Славко мгновенно повернул на него голову, и увидел, как там, откуда он доносился, мелькнула быстрая, легкая тень.
- Лиса?..
Славко подбежал туда и увидел зияющее в земле отверстие, откуда, уже не переставая, орал Милушин сын.
Из норы хищно извивался конец лисьего хвоста. Славко ухватился за него и с трудом выволок наружу тяжелую сопротивляющуюся посильней Тиуна, лисицу…
- Ах, ты… мало нам хана Ласки, так еще и хан Лиса объявился?!
Славко выхватил из-под плетки нож и, несколько раз ударив им лисицу, далеко отшвырнул ее в сторону.
Затем чуть ли не весь просунулся в нору и, бормоча: «Ну, где же ты там?.. Иди ко мне!..» вытащил вслед за собой… сына Милуши.
Всегда тянувшийся к нему с улыбкой мальчик сейчас изо всех сил отбивался ручонками, царапался, кричал и уже хрипел.
Славко схватил его на руки и, словно тот мог ответить, затряс, задавая бессмысленные вопросы:
- Ты! Один? А где остальные?!
Ветер выл, словно пытался унести вдаль на далекий восток, где была Степь, все ответы. Прижимая к себе мальчика, Славко стоял один посреди поля и постепенно смысл происшедшего стал проясняться в его голове.
- Все ясно… - прошептал он. – Перехватил их проклятый Белдуз прямо в поле! Даже до леса не дал дойти! Всех угнал! Всех увел! А может…
Славко с надеждой посмотрел в сторону леса, но тут же отогнал спасительную мысль:
- Нет! Раз Милуша сына в лисью нору засунула, значит совсем плохи были у них дела… Теперь этого хотя бы спасти! О, Господи! – спохватился он. - Да он же весь ледяной!
Славко торопливо всунул малыша себе под овчину и быстрым шагом пошел назад.
- Сейчас мы домой придем! - бормотал он на ходу, - дома у нас пряник, мед… и дверь я плотно закрыл, там хорошо, тепло! Эх, и зачем я только всю клюкву извел зря! Чем тебя лечить, если вдруг заболеешь? И помочь-то теперь – кому?
Славко на всякий случай оглянулся, но увидел позади только лису. Пятная землю кровью, она тяжело ползла на брюхе в свою нору – помирать.
- А-аа! – отмахнулся от нее Славко. В другой раз он непременно прихватил бы ее с собой. Но теперь – до лисы ли ему было? Да и вся шкура той была безнадежно попорчена, истыкана ножом...
И больше не оглядываясь, он бегом кинулся в Осиновку…
6
Женщины, оборвав пение, заплакали во весь голос.
По полутемному, зимнему, без всякого намека на начавшуюся весну лесу, один, только с длинным прямым мечом на поясе, ехал всадник.
Он что-то явно искал в этом лесу, то и дело прислушиваясь, приглядываясь и принюхиваясь.
И, наконец, нашел, скорее почувствовав, чем услышав, доносившееся откуда-то, из-под сугробов, как из могил, похожее на заунывный голос ветра, пение:
От берёзы до берёзы
Шли в поло-о-он, роняя слёзы,
Подгоняемы плетьми,
Жены русские с детьми!
Дым пожарищ, как туман-н-н-н…
Да летает сытый вран-н-н!..
Всадник тронул поводья коня, направляя его к самому большому сугробу, как вдруг позади раздался подделывающийся под суровый мужской голос – детский голосок.
- Эй, ты! Кто такой и что тут делаешь?