— Все будет сделано, как ты пожелаешь, мой господин, — смиренно произнес раб-Эфра. — Да не нарушится твое блаженство худыми вестями и плохой погодой!
— Ты слишком сладок на слова, но стал ленив к делам своего господина, караим, — брюзгливым тоном заговорил бен Хазар. — Тебе не следует забывать, что твоя жизнь целиком и полностью находится в моей власти. Твои караимы тоже разленились от безделья. Они предаются обжорству и разврату с нечистыми, навлекая тем самым ненависть к диаспоре Израиля в этом мерзком городе. Вчера в районе рынка был обнаружен труп рабби Эфраила, убитый кем-то из язычников. Мы взяли заложников, но пока так и не выяснили, несмотря на жестокие пытки, кто убил священника и за что.
— Мои люди выяснили, что рабби Эфраил со своими людьми похитил одну из дочерей старшины горшечников по прозвищу Печик. И запросил с этого Печика выкуп в двести дирхемов, обещая вернуть его дочь нетронутой. Отдав выкуп и получив свою дочь, Печик выяснил, что над его дочерью надругались. Мы дознались, что рабби Эфраила убил один из рабов Печика. Если это подтвердится, придется отпустить заложников, мой господин, — да будет твое решение справедливым!
— Ты совсем обнаглел, караим! — воскликнул бен Хазар. — Я не привык менять своих распоряжений! Берегись! Это может плохо для тебя кончиться!
— Это может плохо кончиться для всех нас, мой господин, — произнес раб-Эфра на этот раз без всякого почтения и глянул своими пронзительными глазами в глаза бен Хазара, однако тут же склонился в низком поклоне. — Твои слуги ведут себя в городе слишком нагло, не задумываясь о последствиях, — добавил он, выпрямляясь и отводя взор.
— Моих слуг могу судить только я, ничтожный полукровка. Я не нуждаюсь в советах, о которых не спрашивал! А неверные гои есть наши рабы, ниспосланные нам богом, и мы можем делать с ними все, что захотим. Пошел вон! И чтобы завтра же я знал, куда идет Святослав и каково его войско.
Покинув покои наместника, раб-Эфра вышел на крыльцо с резными столбами и перилами, остановился в угрюмой задумчивости. Внизу его ожидала конная дружина, состоящая из караимов, то есть иудеев, матери которых не относились к колену Израилеву, а таковыми были лишь их отцы, в то время как среди Израиля род велся по материнской линии, и только такие считались иудеями истинными. Караимы составляли некое сообщество полуотвергнутых иудеев, были преданы раб-Эфре душой и телом. Он был их хабером (товарищем, занимающим более высокое положение), но хабером не только по происхождению, но и по духу. Поэтому раб-Эфра, во всем и всегда болезненно воспринимавший свою неполноценность, среди своих хаберов чувствовал себя равным среди равных. А если иметь в виду, что великий бог Израиля наделил его умом и способностями, какими не наделил большинство тех, кто смотрит на него сверху вниз и при каждом случае старается поставить его на место, какое он будто бы заслуживает своим происхождением, то и значительно выше всех остальных. Так стоит ли и дальше служить этому надутому дураку Самуилу бен Хазару, чей род сочинил себе родословную, будто бы берущую начало от первых царей Израиля? Судя по настроению киевлян, они не намерены более терпеть власть чужеземцев, а весть о князе Святославе только подольет масла в огонь, который вот-вот должен вспыхнуть. Лишь самодовольные дураки, ослепленные своей властью, ничего не замечают, уверенные, что эта власть дана им навечно.
Раб-Эфра поднял глаза к весеннему небу и мысленно воскликнул:
«О Всеблагой! Освободи меня от этих ублюдков, возомнивших себя властителями мира! Верни меня в мое лучезарное детство, где жизнь текла просто и естественно, как ниспосланный тобой на землю орошающий ее дождь! Ты же видишь, что я не заслужил таких унижений. Между тем они сопровождают меня с тех пор, как ты наслал на мой родной город Семендер тучи дейлемитов, разоривших его, убивших моих родителей и уведших в рабство моих братьев и сестер. С тех пор я не знаю покоя, ищу пристанища и не нахожу, задаю вопросы и не слышу на них ответа. Зачем ты дал мне острый ум и способность покорять людей словом, если это приносит мне одни лишь страдания?»