— Это ты? — почему-то смутившись, спросил Святослав.
— А что, ты уже начал забывать обо мне?
И сказал князь россов, слегка растерявшись:
— Да нет, нет… Что ты!
— Ну и ладно. Вершится то, что предопределено было судьбой. А что дальше, что станется с тобой, когда твои желания исполнятся? Не иссякнет ли дух твой, не обломается ли о враждебную тебе силу? Отпущенное избранному Богами не поддается даже самому сильному человеческому уму, оно так и пребудет на неближнем расстоянии легким облачком, подобно перекати-полю, гонимому ветром по небесному пространству. Случается, иной из человеков ищет себя в нем и нередко находит. Но надолго ли? Да нет, пожалуй. Время спустя иссякает связующее его с небом, и тогда остужается душа, ослабевает в своем порыве.
— Что же делать?
— А ничего. Нерушимо отпущенное судьбой. И да преклоним пред ней колена и возжаждем пития из нее, хотя бы и горького, омытого страданием. От нее все — и душевная слабость, и великое мужество, и совершенство, дарованное во благо земному, но нередко и небесному миру. Дух твой, княже, возрос на земле, но ныне сделался надобен и в небесных сферах. Про то и помни и не дивись перемене в судьбе своей, когда придет срок.
Он совсем недолго пробыл рядом с ним, человек в красном плаще, и о многом Святослав не успел спросить у него. И было грустно, что не успел. Но время подталкивало, надо было выводить войско из тех мест, куда пришла большая вода, затопляя уже и городские окрестности. И Святослав одолел в себе легкую смуту. К тому времени старый хазарин, приведенный к нему Радогостем, сказал, что вода эта для омытия великого греха иудейского племени, и не совладать теперь с нею никому, разве что небесным силам, но те уже давно покинули Итиль, предоставив его своей судьбе.
— Но это и в наказание моему племени, — с болью сердечной сказал старый хазарин, — Не сумевшему возвыситься в духе и легко отдавшему отчую землю чужеземцу. Чую, уже в ближнее время не останется от моего племени и малой памяти. Однажды предавши живущее в себе, возродишься ли вновь?!
Россы отплыли от Итиля глубоко заполдень, хотя намеревались отчалить при зоревом утре, но уж больно волнующе и тягостно было для них то, что вершилось окрест; происходило какое-то страшное движение неведомой им жизни: вдруг обрушивались высокие городские строения, и не потому, что были захлестываемы водой, а просто так, как бы сходу, невесть кем ожидаемо впереди, уходили под землю, а чуть погодя поспешали за ними и малые деревянные домы, целые улицы деревянных домов, а заместо них, скапливаясь где-то там, в подземных коридорах, обретя неведомую в прежнее время лютую силу, над темной, глуховато кипящей водной поверхностью вдруг взметывались ослепительно яркие, почти обжигающие людские взоры фонтаны воды. Они подолгу пребывали в воздушном пространстве и как бы высматривали что-то, выискивали, и россы с немалой робостью наблюдали за ними, но никто из них не сдвинулся с места, хотя всяк и шептал мысленно:
— Свят! Свят!..
Святослав, как и его ратники, с немалой робостью наблюдал за тем, как погибал город, в свое время бывший богаче Багдада, или Великой Перми, или Кордовы, иль стольного града Руси и тешивший себя тем, что с ним хотели бы поддерживать связи Каролинги и Аббасиды, и омеяды, а так же властители Востока, всемогущие императоры династии Тан. Колония рахдонидов, захватив все торговые пути, связующие Итиль с ближними и дальними царствами, накопила огромные богатства и зачастую не знала, как распорядиться ими, отчего в душах у володетелей этого несметного богатства что-то надломилось, они уже не были, как в прежнее время, расторопными и энергичными распорядителями торговых путей, отчего удивительные в своей неповторимости караван — сараи, сложенные из тесаного розового камня, пришли в упадок, а колодцы оказались засыпаны песком. Князь россов знал про это из первых уст. Не однажды захаживали в Ладожье гостевые обозы, сказывали чужеземцы, что начальные люди Итиля не только обирают как липку пришедшие караваны, а и за верблюжьими тропами не следят и, коль скоро кто-то вознамерится пересечь лютую пустыню, то и вершит задуманное на свой страх и риск. Случалось, гости Востока обращались за помощью к царственной вышгородской сиделице, чтоб посодействовала всемудрая княгиня продвижению караванов.
«Зло наказуемо. Высокомерие тож…» — холодно сказал Святослав, ни к кому не обращаясь, а как бы отвечая на свои мысли.