Тогда первыми людьми в племени пастухи да землепашцы были. Ну, охотные ещё. Они племя кормили, они и заправляли, для чего из своих же избирали старейшин. Князь лишь в лихое лето власть имел, покуда ворога не погонит, но лихо тогда не часто случалось.
Ладно жили, ничего не скажешь, да только с той поры воды немало утекло. Давно уже пахарь не долго протянет без разора да холопского ярма, коли княжья дружина не заступится. Князь же теперь, хоть поболее чести имеет, и всё одно, едва ли ни на каждый шаг, будто дитя неразумное, у старейшин согласия испрашивает. А, много ли те толкового присоветуют?! Речи иной бабы, что с заморским купцом из-за бус торгуется, и то разумом побогаче будут.
Коли стать всем сварожичам едиными под одним князем, то новый уклад потребен, новый обычай, где среди людей первые - воеводы да гридни княжьи, а среди Богов - Перун[100].
Конечно, и князю без мудрого совета не обойтись. Ну, так на то и есть Перуновы волхвы. Кому как не им и присоветовать и направить - чай княжьему Богу служат.
А, старейшины... Те пусть решают когда пахарю зерно в землю кидать. Тут уж их воля.
Замысел всем хорош был, да проведали о нём Влесовы до срока. И как только исхитрились?! Раскудахтались будто куры, что хорька почуяли. Эх, кабы успеть прежде своего князя в Киеве посадить, то и пусть бы квохтали, а так переполошили собратьев не ко времени.
Богумир поотстал, покуда ступали узкими переулками, но как вышли на просторную улицу, что прямиком вела к городским воротам, вновь нагнал Древослава, и зашагав с ним вровень, молвил:
-═Тревожусь я. Сумеем ли сговориться? Виданное ли дело - раздор меж волхвами!
-═Раздор?!═- махнул рукою Древослав.═-═И прежде ладу не было. А сговориться, чаю, сумеем. Нынче от греческих попов, что к Ольгину двору повадились, не нам одним, но всем угроза. На то и упирать станем. К тому ж, верховодство Влесовых не всем по нраву. Мы же всякому Богу по чести воздадим.
-═А Велесу?
-═И ему. Пускай его волхвы на коровье вымя да на куриную гузку наговаривают. Чтобы молоко доилось и яйца неслись. За то им и честь. Лишь бы в княжьи дела не лезли!
Богумир, не сдержавшись, улыбнулся таким словам, но всё ж спросил:
-═А признают ли Мала Киевским князем?
-═Не признают, так стерпят. Олега ж терпели, хоть тот и вовсе нурман.
-═Терпели,═-═согласился Богумир, но тут же и добавил.═-═Покуда не извели. Хоть все молчат, но каждому ведомо, что ехидна ядовитая - Влесовых рук дело.
-═Сам виноват,═-═пожал плечами Древослав.═-═Кабы нас приблизил, глядишь и уберегли бы от аспида. С Малом такого уж не допустим.
Меж тем, за речами да думами и не заметили, как дошагали до городских ворот. Те, даром что за Ужом-рекою ворог стоит, оказались приоткрытыми. Не настежь, конечно, а так, чтобы пеший в одиночку прошёл.
Земля по ту сторону тына на два полёта стрелы проглядывается - тайно не подберёшься, а за воротами двое ополченцев стражу несут.
Воин, что опираясь на рогатину стоял у ворот внутри, со стороны города, издали завидев волхвов, крикнул что-то. На его крик из надвратной башни вышел ещё один ополченец - по летам да повадкам должно быть десятник. Древослав приметил, что оба стража при оружии, и бронь, невзирая на полуденную пору, не сымали.
Оно конечно, бронзовые нагрудники, кожаные шеломы да наручи - не то что железные шишаки да кольчуги, как у дружинников. Но, всё одно жарко.
Древослав оглядел цепким взором врата.
Малый брус, каким они запирались ночью в мирное лето, был сдвинут в сторону, однако оставался в железных скобах - при нужде быстро на место вернёшь. Два других бруса, тяжёлых и длинных, что накрепко запирали обитые бронзой дубовые створы, стояли рядом, прислонённые к стене. Тут же лежали завострённые с одного конца, в пол обхвата толщиною, брёвна - подпирать ворота, коли ворог, идя на приступ, зачнёт ломить их тараном. Всё ладно, всё под рукою.
Древослав постарался наперёд запомнить радивого десятника, да при случае, замолвить за него слово Ставру-воеводе, а то и самому князю.
Десятник волхва, понятно, признал, но донимать вопросами божьего слугу не начал. Вместо того сам поклонился, да ещё и нерасторопному ополченцу отвесил затрещину - мол не глазей, рот открывши, а кланяйся, дурень.
Волхвы речей вести тоже не стали. Кивнули в ответ и миновав ворота спустились извилистою, будто юркая змейка, дорогой с земляного вала.
До леса, что виднелся вдалеке, надо было прошагать чистым полем. Ежели в лесу притаился дозор киевлян, уж верно заметят. Недругам очи отвести потруднее, чем своим. Худо, что Уветич притомился, ну да втроём-то уж как-нибудь сдюжат.
Древослав, не дав собратьям времени на роздых, пошёл скорым шагом впереди. Спутники его поспешили следом.
ГЛАВА VI
Ярило успел едва только подрумянить чёрное, будто мокрые уголья небо, а вереница охотников уже спустилась с холма, на каком раскинулся киевский стан. Тут, в низине, ветер стихал, и наползавший с речки туман, цепляясь за кочки, лишь колыхался от лёгкого дыхания Стрибога.
Охотники утопали в тумане где по колено, а где и по пояс, однако, хоть и не видя ног, ступали без единой запинки, споро да ровно.
Шли налегке, в одних рубахах, без броней. Оно бы и не худо от клыков кольчугою оборониться, но такое возможно, когда вепря загоном берёшь, а с подхода ежели, то не выйдет. Тут, перво наперво, надобно к лёжке скрытно подобраться, чтоб не спугнуть зверя до срока. Кольчуга же, как её ни подгоняй, всё одно зазвенит. Да, и лишнее бремя в пути - помеха, а путь то не близкий. Не даром, чтобы к полудню до логова добраться, затемно выступили, всей ноши только оружие взяв. Но, и того сверх нужды не брали, а лишь потребное.
Ножи, понятно, у каждого на поясе, либо по степному обычаю, в сапоге. Не то что воин да охотник, но и любой муж без ножа из дому не выйдет. В баню разве. А помимо ножей, всяк вооружился чем каждому зверя бить сподручней.
Свейн, что шёл впереди проводником, нёс притороченный за спиною лук да две дюжины стрел-подрезов. Их жала, схожие с ущербной Луною, доспешному воину урон причинить не в силах. Для того иные стрелы надобны, калёные, с длинными да тяжёлыми гранёными наконечниками. Они и кольчугу и щит пронзают, однако калкан, что бронёй укрывает грудь и рёбра матёрого секача, не пробьют, увязнут. Потому вепря стрелами не берут, они потребны чтобы разъярить, либо отвлечь зверя. Подрез жалом в теле не застрянет. Язвит он, хоть и не столь глубоко, однако ж плоть и жилы сечет, словно хазарская сабля - коль сразу дух не испустишь, так кровью изойдёшь. Сказывают, будто, сильный да умелый лучник подрезом руку срубает, а то и голову. Брехня, вестимо, однако, ежели угодить в брюхо хоть человеку, хоть оленю, так потроха наружу вывалить удастся.
Кабану, правда, в пузо нипочём не попасть, но в ноги, где шкура потоньше, либо в рыло, можно - не завалить, так ослабить.
Следом за Свейном пристроились ещё двое нурманов-лучников, вооруженные в точности, как и он.
Далее ступали Урхо и Осмуд. Оба одинаково уместили на загривках рогатины, и этим лишь одним, казалось, были меж собою схожи. Десятник кряжист да приземист, будто пень, а княжий дядька, напротив, строен и сухощав. И всё же, поступью своей, да повадками старые вои походили друг на дружку как сродные братья.
Спегги шагал, ухватив у самого обуха насаженную на длинное топорище секиру. Увесистое оружие сподручней бы пристроить на плечо, да никак - оба плеча-то кривые. Редкие пряди волос скрывали от взоров его увечный лик, но искорёженное тело скрыть не могли. Завидев такого в сумраке да в тумане, станешь после гадать: с какой нечистью повстречался?
Ульф со Спегги рядом гляделся, что орёл с вороною. Высок, статен, собою хорош. Борода в две косицы заплетена. Волосы до плеч вьются. А, уж сами-то плечи этак широки, что кажись, как сведёт руки вместе, так и лопнет на спине льняная рубаха, сколь бы ни была просторна.