Осмуд, кабы и желал слукавить, но сам будучи воем, старому вою кривить не стал бы.
-═Не ведаю,═-═ответил он.═-═Но слово своё тебе даю, что ежели решит княгиня лютой смерти, либо сраму детей Мала предать, я против её воли пойду. Сам живота их лишу скоро и достойно. Веришь?
Вышата долго молчал. Затем кивнул и убрал нож.
* * *
Утром Ярило не явил свой лик людям. Уж сколь ден земля дождя не видала, а тут небо затянулось тучами и те оросили, будто слезами, смрадное пепелище. Тын Искоростеня остался неприступным, но не стало боле самого Искоростеня.
Вода тяжелыми каплями стекала по могучим дубовым стволам. Плакало небо. Плакали стены стольного града непокорных древлян.
ГЛАВА XI
Воротясь в покинутый прежде стан, киевское войско третий день стояло на костях. Погибших хоронили - и своих, и древлянских - да сбирали, хоть и не великую, а всё ж, добычу.
Дождь не позволил пламени пожрать Искоростень дотла. Остудил раскалённые угли. Добро, какое было в клетях, вестимо сгинуло, однако то, что древляне хранили в подполах, пусть не повсюду, но осталось.
Дочерна измазанные золою горожане, под доглядом ратников копошились на пепелищах, выуживали из-под обгорелых брёвен прежде нажитое да припасённое, и отдавали киевлянам. Молча отдавали, с равнодушием. Не слыхать было ни причитаний, ни плача. Кончились слёзы. У всех, даже у сирот да поруганных вдов.
На богатых дворах нашлись и серебро, и меха. Те, правда, оказались испоганены - гарью смердели. А серебру, что ему станется? К нему, как всякому ведомо, вонь не липнет.
Однако, пуще серебра да нарядов искали снедь. Ныне киевлянам не одних себя, но и полон прокормить надобно, а свои-то припасы скудны.
Ну так, под каждой, почитай, избой, хоть проса куль, а добыли. Да, что просо! И солонина нашлась, и рыба вяленая. А на княжем дворе, помимо прочего, так и медами хмельными разжились. Да и скот, какой не околел в огне да в дыму, отловили. Гусей - в котёл, лошадей да волов - обоз волочь, а коз - с собою в обратный путь.
Добытой снеди хватило даже на тризну да пир. Его устроили к исходу третьего дня. Ольга воспротивилась, было - дескать, до Киева обождать бы, но Свенальд княгиню уговорил. И Осмуд его в том поддержал, и сотники. Вой живет лишь в битве да на пиру. Битва случилась. Ныне - время пировать.
За наспех сколоченным длинным столом сидели воевода, сотники да знатные вои. Прочие ратники расселись у костров кто на чём.
Походный пир яствами не богат. В мирную пору у князя простая вечеря обильней. Однако ж, всяк, кому довелось воротиться с бранного поля живым, скажет - нету хлебов вкусней, а медов слаще, чем на победном пиру.
Ныне же и вовсе не хлебами, но мясом утробы ублажали. Гусей да кур на углях зажарили. Охромевшую корову под нож пустили да наварили похлёбки. И медов оказалось вдосталь. Их с собою в Киев решили не тянуть - невеликий обоз и без того гружён будет сверх меры.
В поход челядь, вестимо, не берут, потому за трапезой, ежели кому и служат, то князю только, да воеводе, но не ратникам. Свенальд, однако, против обычая, велел собрать из полона сенных девок с богатых дворов, чтобы разносили меж воев меда с угощениями. Теперь уж Ольга была с воеводою заодно. О том, что хирд с княжей дружиной не ладит, чай, ведала. Как захмелеют хоть те, хоть другие, того и гляди до свары дойдёт. Тут-то девки и сгодятся. Пусть лучше хмельные вои их по кустам валяют, чем на тех кустах свои кишки развешивают.
Сама княгиня долго на пиру засиживаться не стала. Молвила ратникам хвалебное слово, пригубила чарку, и позвав за собою грека Фому да дядьку Осмуда, ушла порочь.
Вои такому не удивились. Ольга, даром что княгиня, а всё же вдова. Негоже ей с мужами пировать.
Проводив стоя княгиню, дружина осталась упиваться медами, да бахвалиться друг перед дружкой ратною славой. Правда, не все. Горбатый хускарл Свенальда, переглянувшись молча с воеводой, неприметно подался вослед за Ольгой.
Княгиня, меж тем, не дойдя до своего шатра, свернула туда, где держали древлянский полон.
Чёрный люд - мужей, жен, детей - весь без разбору загнали на огороженный плетнём клок земли. Подойдя ближе, Ольга увидала, как двое молодых ратников, из тех, что несли стражу, затащили в загон чаны с мучной похлёбкой. Прежде княгиня велела развести просяной муки в мясном отваре, да накормить пленников. Теперь, увидав что воли её не ослушались, кивнула довольно, однако задерживаться не стала, пошла дале.
У двух шатров, где обитала малая ныне числом древлянская знать с ближними родичами, тоже не остановилась, но направилась сразу к третьему, что стоял чуть поодаль. Держали же в нём полонённого князя.
Снаружи по углам княжего шатра стояли четыре стражника. Не доходя, княгиня велела Осмуду отослать ратников подале, самому же стать на страже у входа, да никого в не пускать. А оставшись вдвоём с Фомою, молвила:
-═Ты тож не уходи. Меня дождись.
-═Дождусь,═-═кивнул грек.═-═С Осмудом покуда потолкую. Да и сторожить ему пособлю.
Он умолк на миг и продолжил:
-═Мне следует взывать милосердию, но я вновь взываю к твоему благоразумию. Ты - властительница, и нет для тебя важнее забот, чем заботы о подданных!
-═Я услыхала твои слова, Фома,═-═отозвалась Ольга.
Увидав, что ратники подались прочь, она подошла, наконец к шатру и сама откинула полог. Осмуд тут же стал у входа на страже. В сумерках никто не приметил как горбун скользнул тенью и примостился у дальней стенки. Речи людские - не ветер, их полотном не удержишь.
* * *
Мал очнулся со скрученными за спиною руками. Таким и оставался. Развязывали его лишь по нужде, да когда приходили кормить. Он, впрочем, еды никакой не брал. И не из одной только гордости, а потому ещё, что нутро ничего не приемля, так и норовило изрыгнуть. К тому ж, голова кружилась, будто вода в омуте. Славно горбун обухом приголубил!
Полянский знахарь, что заходил намедни, просил стражу снять с него путы, да приставленные ратники заупрямились - мол, княгиня велела связанным держать. Знахарь забранился даже, да без толку. Почто им супротив княжей воли идти?!
Старый ведун голову князя и так и этак щупал. После примотал к затылку смоченную в пахучем отваре холстину, а уходя, велел лежать.
Князь так и делал. Лёжа с закрытыми очами, голова кружилась, всё ж, не столь сильно. Вот только от круговерти унылых дум сомкнутыми веждами не отгородишься.
Эх, княже-князюшко, что ж ты натворил?! Добро бы единый свой живот загубил понапрасну. Поделом неразумному! Так ведь и детей своих безвинных под нож пустил! Дружину верную всю в поле воронью на радость оставил. Паче же прочего, племя древлян не уберёг. И поди угадай кому боле свезло - тем кто в Навь отправился, или же другим, какие ныне ярмо Киевское на выи примеряют. Видать, потому и отвернулся княжий Бог Перун от древлянского князя, что тот, долг позабыв да разум растеряв, не о сородичах пёкся, а об Ольге-вражине. Вот любушка лютая ныне над ним, дурнем седобородым и потешается! Очи-то прикрыл, а уши не заткнёшь - лежи, скрипи зубами да внемли, как киевляне на победном пиру шумно ликуют.
Мал почуял, как кто-то откинул полог и в шатре стало светлее. Оборачиваться да глядеть не стал, решив поначалу, что стража сызнова снедь принесла. Однако, звона да скрипа броней было не слыхать. И ступал гость неведомый легко.
Шальною стрелой мелькнула догадка - неужто?!.
А ведь, и впрямь она! Как услыхал её голос, сердце замерло. Любовь, обида, гордость и... страх - всё сплелось. Ну-ка распутай!
-═Не спишь ли?═-═увидав, как вздрогнул Мал от её вопроса, Ольга кивнула.═-═Вижу - не спишь. Вот и ладно.
Пленник не ответил. Не повернулся даже, и княгиня сама обошла его, чтобы оказаться напротив.
Присесть в шатре было не на что, потому осталась стоять, держа в руке запалённую свечу.
-═Знахарь поведал,═-═молвила,═-═лежать тебе надобно. Добро, что слушаешься.