— Какие могут быть разговоры! Не поедешь — людей обидишь, да и себе потом не простишь, С работы, конечно, отпустят.
Она неуверенно ответила:
— История, мне кажется, по тому времени обычная. Бандиты напали.
— Ну, уж это как народ посмотрит. Через столько лет не любого вспоминают и обелиски ставят.
…Совсем рассвело, когда проводница объявила, что следующая остановка Итат. И вот лязгнула откидная железная ступень, приглашая Зинаиду Михайловну выйти на родную, но ставшую уже незнакомой землю.
На этой станции из их вагона выходило всего несколько человек. Зинаида Михайловна вышла последней и уже намеревалась спросить кого-нибудь, как добраться до гостиницы, как откуда-то вынырнул полнощекий милицейский капитан, осведомился, привычно бросив ладонь к фуражке:
— Зинаида Михайловна Алексеенко?
И довольный, что не ошибся, ловко подхватил ее чемоданчик.
Номер в гостинице Зинаиде Михайловне понравился. Светлый, по-домашнему уютный. Капитан, оказавшийся начальником здешней милиции, пожелал ей хорошо отдохнуть с дороги. Договорились встретиться ближе к обеду, тогда и по поселку проехать, и о завтрашнем дне поговорить. Когда капитан уже взялся за дверную ручку, Зинаида Михайловна тихо спросила:
— Скажите, здесь есть те, кто помнит о родителях? Ведь меня, как их похоронили, в детдом увезли.
— Есть, дорогая Зинаида Михайловна, есть. Петр Филиппович Нифонтов, например. Работал с вашим отцом. Сейчас председатель поссовета. Последний, видно, год — возраст. И обелиск поставить, и вас разыскать — его инициатива.
Оставшись одна, Зинаида Михайловна долго и неподвижно стояла у окна, наблюдая за улицей: не владивостокский проспект, но и здесь жизнь бежит — торопится. Спешат люди, волнуются и никому, кажется, нет нужды оглядываться назад, читать давно оторванные листки календаря. Напоминание капитана о завтрашнем открытии обелиска снова настроило ее на раздумья. Думалось о живой связи времен, о том, что без прошлого нет ни настоящего, ни будущего, и плохо человеку, который не верит в бессмертие человеческого доброго дела… Вспомнилось чье-то изречение: кто выстрелит в прошлое из пистолета, будущее ответит ему выстрелом из пушки.
Что-то вдруг произошло на улице. Кажется, все оставалось по-прежнему: шагали люди, катились машины и очень редкие повозки, но появился в этом неритмичном шуме новый акцент.
Она, наконец, поняла, откуда это ощущение. Она узнала улицу. Это была их улица. Там, за ее изгибом, должен стоять двухэтажный деревянный дом, в котором она жила с родителями. На первом этаже — милиция, на втором — две их комнаты. Как же это она не спросила у капитана, уцелело ли здание?
Дом был цел, она сразу узнала его. Крышу, конечно, не раз перекрывали, заметны новые нижние звенья, но в общем домик ладный, простоит еще долго.
Зинаида Михайловна, стараясь унять волнение, дважды прочитала вывеску, извещающую, что в здании находится поселковый Совет депутатов трудящихся и, усмотрев в этом непосредственную связь с давнишними событиями, порадовалась такому открытию. Потом решительно открыла дверь, миновала пустой темноватый коридор и стала подниматься по лестнице, ведущей на второй этаж. Лестница была, наверно, та же, старая, только разве что ступени обновили. Да слишком уж крутыми сделали…
На лестнице ее обогнал худой длинноногий парень. Он запросто шагал через ступеньку.
— Верно идете, бабушка! Товарищ Нифонтов на высшем — в нашем случае, на втором — этаже, как и положено начальству, — ответил он на ее вопрос о председателе.
Еще как следует не отдышавшись, она толкнула дверь с табличкой, запоздало отметив, что забыла постучать. Человек за столом в глубине комнаты поднял крупную облысевшую голову, ворчливо произнес:
— Да занят я, господи! Читать надо, когда прием. Вот ведь люди: идут и идут, как им на ум взойдет. Ну, что у вас? Только быстренько…
Услышав, что посетительнице ничего не надо, а зашла она сюда «просто так», он удивленно крякнул и озадаченно уставился на Зинаиду Михайловну. Наконец, во взгляде промелькнула какая-то мысль и он сказал с сомнением в голосе:
— Зинаида Михайловна? Приехала, стало быть? А чего же одна, без Потапова? Правда, не знали, приедешь ли, дорога-то не ближняя, но на всякий случай начальник милиции решил эти два дня владивостокские поезда встречать. Да ты садись, садись, чего как неродная стоишь.
— Мне про вас капитан говорил, а я вас совсем не помню…
Нифонтов погрустнел.
— Понятно, время… Воды-то утекло! Как это в песне поют: шел парнишке в ту пору восемнадцатый год… Вот и мне шел восемнадцатый, а ты совсем мальком была, лет, однакось, шесть или семь… И вот сейчас перед вами Петр Филиппович Нифонтов, в прошлом красный милиционер, в данный момент — поселковый голова. Не единожды, признаюсь, тебя из дежурки вытурял. Шустрая была девчонка, любопытствующая. Потом в детдоме навещал, может, все же припоминаешь? Ну, а потом детдом расформировали, потеряли мы тебя. Не думали, что и разыщем. Милиция год билась, ведь ты фамилию сменила. Мужик-то хороший попался? Ты давай рассказывай, рассказывай, а то я по-стариковски все сам норовлю…