Сознание еще не покинуло Евгения, когда он, выстрелив, бессильно ткнулся лицом в землю. «Неужели промазал? — в отчаянье подумал он. — Еще раз выстрелить не смогу…»
Но Яцук молчал, и старшина понял, что его выстрел был точным.
Поправлялся Евгений с трудом. В Юргинской городской больнице, в хирургическом отделении, быстро узнали о его героическом поступке. Сестрам и врачам десятки раз на день приходилось отвечать на вопрос посетителей: «Как здоровье старшины?» Частыми гостями были сослуживцы. Но долго задерживаться в палате врачи не разрешали. Евгений обрадовался и удивился, когда однажды, вопреки всем правилам, в комнату в накинутых на плечи белых халатах ввалился целый отряд работников милиции. В дверях улыбался дежурный врач.
— Поздравляю, больной! Что же вы не сказали, какой у вас сегодня день? Или служебная тайна?
И только тут Евгений догадался, что товарищи пришли поздравить его с днем рождения.
Со своими обычными шутками-прибаутками поставили ребята на тумбочку огромный букет цветов и рядом — настольные часы.
— Вот, Евгений Александрович, тебе хронометр — следи, чтоб болезнь тут тебя долго не задержала. Гони ты ее взашей. А врачи помогут.
Евгений, смущенный и взволнованный, так же шутливо обещал долго не занимать «койко-место».
Делегация ушла. Евгений растроганно думал о товарищах. Каждый из них чаще всего имеет дело с изнанкой жизни — такова служба! Нетрудно в такой обстановке и очерстветь. Но вот не забыли о цветах! А понадобится — пойдут на обрез и на нож… Нет, он должен как можно скорее выздороветь. Участок его неспокойный и брать ребятам дополнительные заботы накладно.
Вошла сестра. Евгений смущенно попросил:
— Дайте, пожалуйста, бумаги. Побольше.
Через несколько дней стопа чистой бумаги кончилась. Остался один листок, исписанный ровными столбиками строчек. Родились стихи о верности долгу, о суровой мужской дружбе, о милицейской работе.
После того драматического случая кое-кто сомневался, что Соломонов изъявит желание продолжить службу в милиции. Как-никак человек заглянул в глаза смерти, а где на такой работе гарантия, что подобная ситуация не повторится.
Когда однажды при нем зашел об этом разговор, Евгений ответил:
— Из милиции бежать не собираюсь, теперь я кровью с ней связан. Служба эта мне во как нужна, боюсь, буду ли нужен я…
Говоря это, Евгений думал об образовании В свое время ему не удалось закончить среднюю школу, а теперь уже сорок, и хотя он считался лучшим участковым в районе, приходилось носить старшинские погоны, а не офицерские, как полагается по должности.
Через год ценою бессонных ночей он сдал экзамены за среднюю общеобразовательную школу и, не разрешив себе передохнуть, с головой ушел в юридические науки. В его зачетке стало значиться: следственная работа милиции — отлично, криминалистика — отлично, уголовное право — отлично… Таков уж он, Евгений Соломонов: если что делать, так делать на высшем уровне.
Не эта ли черта сблизила его с чемпионом мира по высшему пилотажу Владимиром Мартемьяновым? Евгений гордился и дорожил этой дружбой. Некоторые из знакомых удивлялись: что общего между простым участковым уполномоченным милиции и прославленным летчиком. Общего, наверно, было много. Одинаково, например, может закончиться поединок с чудовищной скоростью в небе и схватка с озверевшим преступником на земле.
Самым горьким днем для Евгения был тот, когда он узнал, что Володя Мартемьянов погиб во время подготовки к новому чемпионату мира.
Старший лейтенант милиции Евгений Александрович Соломонов продолжает работать участковым инспектором. Только теперь, по его просьбе, ему дали другой участок — потруднее, побеспокойнее.
БЫВАЛЫЙ СТАРШИНА
Бывалый старшина — это Николай Васильевич Мурлин, командир подразделения Куйбышевского райотдела внутренних дел Новокузнецка. Правда, вид у него вовсе не геройский. Боевые шрамы не пересекают лицо, рост средний, даже ниже среднего, и грудь не колесом. В толпе его и не заметишь. В милиции он стал работать, не мечтая о славе пинкертонов и шерлоков холмсов, о головокружительных погонях и отчаянных перестрелках. В военкомате, куда он пришел после демобилизации из армии, в 1953 году, ему сказали:
— Служить в милиции не желаешь? Сейчас ей трудно: амнистия для заключенных, да многих, отпетых, напрасно, кажется, выпустили.