У Дубинкиных, живших в Анжерке в сырой засыпушке, боярская хоромина вызвала поначалу восторги, но очень скоро милицейская жизнь, бурно протекающая внизу, поубавила радости.
Дубинкин обычно спал чутко, и это было для него египетской казнью — каждый звук будил и держал в напряжении: вот сейчас раздастся условный стук.
Внизу снова скрипнула дверь, загудели мужские приглушенные голоса. В кроватке зашевелился Николка, Дубинкин прислушался. Внизу стихло, но тут же раздался привычный стук. «Опять что-то стряслось! — подавляя раздражение, подумал Дубинкин. — Пастухов по пустякам вызывать не станет».
Он еще не оделся, как стук повторился уже громче и нетерпеливее. «Да слышу, слышу! — мысленно крикнул Дубинкин, торопливо натягивая гимнастерку. Жена встала, засветила керосиновую лампу — семилинейку.
— Господи, когда же эта маета кончится!
Пастухов опять, уже требовательно, стукнул в потолок, и сразу же раздался скрип ступенек. «Важное что-то… Решил, наверно, что быстрее будет подняться к начальнику, чем ждать, когда спущусь. Думает, что сплю и не слышу», — объяснил Дубинкин такое нетерпение дежурного.
В дверь осторожно постучали. Дубинкин подошел к двери, спросил:
— Ты что ль, Пастухов?
— Я, товарищ начальник. Срочное сообщение…
Дубинкин отбросил крючок. Дверь вдруг рванулась и слепящий удар в голову отбросил его на середину кухни. Дом наполнился криком пробудившихся детей, бухающими звуками сапог, хриплыми голосами ворвавшихся. Прогремел выстрел. Стрелял бородатый, невзрачный на вид мужичонка, которого Дубинкин в поселке ни разу не встречал. К косяку жался Кеша, в дверях возвышался еще один, вооруженный маузером бандит, ближе всех стоял Пастухов с тускло поблескивающим наганом в руке. Мужичонка промазал, но почему-то больше не стрелял. Дубинкин понял, почему, услышав вопрос:
— Где, гадюка, оружие? Кто еще знает, о чем Кеша тебе рассказал?
Быстро, как бывало в бою, пробежали мысли: «Оружие где, не знают. Хорошо, что перетащили. Пастухов, значит, контра. Эх, добраться бы до своего нагана!»
Плюгавый, срываясь на крик, повторил вопрос:
— Где оружие, спрашиваю? Жить хочешь — отвечай!
Пастухов, подскочив, ударил кулаком в лицо.
— Ты что, онемел, господин начальник?
Дубинкин выплюнул выбитый зуб под ноги.
— Дерьмо ты собачье, Пастухов, иуда! И как же я тебя раньше не разобрал?..
Договорить не смог, от нового удара качнулся, кровь забила рот, в ушах возник низкий тяжелый гуд, как сквозь вату проникали слова:
— Ошибся и сейчас, красная сволота! Пастуховым никогда не был и не буду. Ваш Пастухов давно гниет!
Пастухов выхватил из нагрудного кармана какие-то бумаги, судорожно скомкал и бросил в лицо Дубинкину.
Уклоняясь от нового удара, Дубинкин сделал шаг назад. Так он, вздрагивая под ударами и выплевывая кровь, добрался до двери, ведущей в горницу, и, теряя сознание, привалился к косяку. Мужичонка кричал: «Где оружие?», а Пастухов, приговаривая: «Вот тебе, вот тебе!» бил и бил его. Странно было, что Дубинкин лучше слышал его, чем крики мозглявого бородача.
— Нет, сразу мы тебя не кончим, не надейся, — шептал Пастухов. — Конечно, славно было бы шлепнуть тебя, а потом воскресить. Шлепнуть и воскресить, и опять шлепнуть. Чтоб знали, скоты, чья власть и сила.
Сильный удар вернул Дубинкину меркнущее сознание. Он понял, что это последняя минута его жизни. Если упадет, они запросто добьют его и он уже не сможет хоть в малой мере исправить свою ошибку с Пастуховым, или как его там…
Собрав силы, он оттолкнулся от косяка, метнулся к кровати, не почувствовав, как несколько пуль вошло в его тело, и выхватил из-под подушки наган. Повернувшись, дважды выстрелил. Совсем близко увидел расплывающееся лицо Пастухова и еще раз нажал спуск, но выстрела уже не слышал.
Дубинкин лежал вниз лицом, а мужичонка, тяжело дыша, гвоздил его сапогами и все повторял осевшим голосом: «Где оружие, где оружие, скотина?!»
Зинка, сразу же, как только ворвались бандиты, забилась под топчан. Она не видела, что делалось на кухне, но поняла: бьют отца. Не слыша голоса матери, подумала, что ее уже убили. Она видела, как из кухни вбежал отец, как стрелял. Закрыть глаза не было сил даже тогда, когда отец рухнул на пол, когда, выронив наган, схватился обеими руками за живот Пастухов.