Не слышно птичьего гомона, не промелькнет в кронах лиственниц быстрая белка, не отзовется с русла замерзшего ручейка сторожкий куропач. Все затаилось…
Один только зверь не прячется перед непогодой. Наклонив голову и чуть сгорбив спину, он неторопливо бежит по тайге в поисках добычи. Днем и ночью деятелен он, вечно голоден, обуреваем единственным желанием — поесть. Немецкое и французское название его — «обжора». Зверь не знает устали и, кажется, не знает преград. Встретится река — переплывет реку; учует поставленный охотником капкан — обойдет его, а затем сделает десять подходов, но все же стянет приманку, не коснувшись лапой хитрого самолова; наскочит на охотничью избушку — через подкоп проникнет в нее и устроит там настоящий разбой. Этот зверь — росомаха. Более хитрого и коварного нет во всей тайге.
Росомаха не знает себе равных в выносливости и отваге. Она может преследовать лося или оленя трое, четверо суток. Защищая детенышей или отстаивая добычу, она вступает в драку даже с медведем и заставляет его отступить. В некоторых северных странах хозяйкой тайги считают не медведя, а росомаху. Если она выйдет на след охотящейся рыси, то сразу же устремляется за ней и, как только рысь поймает зайца или глухаря, тут же нападает и отбирает добычу. Если же рысь решится защищаться, то росомаха убьет и съест ее.
Росомаха таежный санитар. Обнюхав след, она по каким-то известным одной ей признакам узнает, что здесь прошло больное животное, и будет преследовать его, пока не загрызет.
А пурга набирает силу…
Три дня бесновалась пурга, заметая звериные следы, обламывая ветки. Наконец незадолго до рассвета проглянули первые звезды, а к обеду ветер успокоился. Почти сразу же тайга наполнилась птичьим гомоном. В гриве высокоствольных лиственниц пронзительно кричит дятел, ему сипло вторит пристроившаяся на вершине тополя кедровка, в кустах тальника тивикают рыжехвостые кукши. Одна за другой проносятся стайки мелких птиц. В каждой — три-четыре синички и поползень. Поползни летят тяжело, как пущенные из пращи камни, синички — челноком, словно играючи. Над лиственничником стайки резко пикируют и исчезают в кронах деревьев.
Последняя стайка пролетает над самой головой и, заметив меня, направляется к ближней лиственнице. Поползень с залихватским посвистом «тфю-лип, тфю-лип» (недаром в старину его называли ямщиком) опустился на толстый ствол и сейчас же засновал по шероховатой коре. «Ци-ци-ци» — радостно зазвенели синички, рассыпаясь по увешанным круглыми шишечками веткам. Каждая облюбовала самую вкусную шишку и, пристроившись, принялась вылущивать спрятанные под чешуйками семена. Позы прямо невероятные: та висит вниз головой, эта перегнулась так, что, кажется, вот-вот свалится… Работают споро, с настроением. На снег летят кусочки коры, чешуйки, мелкие веточки.
На территории страны обитают разные синицы: лазоревки, московки, японские, хохлатые… Встречаются даже усатые синицы. У одних на голове хохолок, другие похожи на половничек, третьи щеголяют в голубых нагрудничках… У нас на Севере живут длиннохвостая синица, сероголовая гаичка и пухляк. Пухляк — тоже гаичка, только голова у него черная. Песня гаички — беспокойное звонкое щебетание с небольшим шипением в концовке, словно синица на кого-то сердится: «ци-ци-ци — чш-ш-ш».
В лютый мороз гаичка часто залетает ко мне в избушку. Сядет на полку с посудой, затаится, как будто ее и нет. Но обычно уже на другой день осваивается. Ест и пьет чуть ли не из рук и, кажется, совсем привыкла. А чего не привыкнуть? Тепло, уютно, еды сколько хочешь. Но стоит наступить хоть маленькой оттепели, как гостья бьется об оконце и просится на волю.
Поползень своим видом немного напоминает дятла. Плотно сбитый, с длинным крепким клювом, коротким хвостом и сильными цепкими ногами. Спинка поползня окрашена в голубовато-серый цвет, через глаз к затылку проходит черная полоска — уздечка, крылья и хвост черно-бурые. Как настоящий акробат, бегает он по стволу то вверх, то вниз головой и долбит кору тонким клювом, не забывая время от времени перемолвиться с синичками. «Сит-сит-тлип-тлип-тлип» — звенит в тайге его голосок. Кстати, поползень — единственная из наших птиц, умеющая передвигаться по стволам деревьев вниз головой. При этом он совершенно не помогает себе ни хвостом, ни крыльями.
«Та-та-та-та» — выбивает он четкую дробь и, отшвырнув в сторону кусочек коры, ловко подхватывает зазимовавшего там короеда. Проглотил, спустился вниз на несколько шажков, и снова «та-та-та-та…»