Надеюсь, вы не станете возражать против этого, дорогой наш капитан?»
…Кабинет генерал-лейтенанта Вилькицкого, начальника Главного гидрографического управления.
«Со своей стороны я сочувствую вашей идее, — раздумывающе говорит Вилькицкий стоящему перед ним штабс-капитану Седову, — и понимаю, что скромному офицеру весьма нелегко начинать подобное дело самостоятельно. Министру нашему морскому я докладывал о вас и, кажется, добился его благосклонности к вашей идее. Но выводы нашей комиссии о недостаточной продуманности плана полюсной экспедиции, увы, закрыли доступ к правительственному финансированию. — Генерал не без участия глядит на подавленного штабс-капитана. — Однако у вас не всё, я вижу, потеряно, и, кажется, нашлись еилы, что решили поддержать вас. Дай-то бог. Что касается нашего управления, то мы со своей стороны можем лишь предоставить вам согласно вашей просьбе отпуск с содержанием на время экспедиции, кою вы рассчитываете завершить в один год. Ну и, разумеется, выделим вам кое-что из навигационных и геодезических инструментов в надежде, что труды экспедиции окажутся плодотворными и могут стать весьма полезными для нашего гидрографического дела».
…Невский проспект. Масса людей, извозчики, яркие афиши. Электротеатр «Мулен-Руж», гвоздь сезона «Хохот смерти», потрясающая драма. Цирк «Интернациональ», грандиозная программа, открытие международного чемпионата по французской борьбе…
Выпорхнула из-за угла стайка мальчишек — разносчиков газет. Они бегут по проспекту, размахивая газетами, и пронзительно кричат:
«Кому свежий номер «Речи»? Голод в Тюменском уезде! Революция в Китае!»
«Русское слово»! В Херсоне разбился аэроплан. Воздухоплаватель Уточкин невредим!»
«Новое время»! Всероссийская подписка на русскую экспедицию капитана Седова к Северному полюсу!»
«Санкт-петербургский листок»! Шаляпин, Собинов, Вяльцева дают концерты в пользу экспедиции Седова!»
«А вот новая рабочая газета «Правда»! Ходатайство капитана Седова в городскую управу об ассигновании средств на экспедицию к полюсу!»
…В доме Минейко, инженера Архангельского порта, на углу Соборной и Псковского. Здесь за чаем приятные Седову люди: сам Пётр Герардович, в домашней библиотеке которого много работал с научной литературой Седов, начальник порта Новинский, чиновник по особым поручениям Галахов, лоцманский командир Олизаровский. Рядом со старшей дочерью Минейко Ксениеи, курсисткой Бестужевских курсов, — его Вера. Все с интересом слушают Седова.
«…Но когда явилась весть об открытии норвежцем Амундсеном Южного полюса, о его же намерении идти в 1913 году на Северный полюс, когда, наконец, весь мир заговорил о том, что на Северный полюс собираются двинуться с разных сторон ещё четыре экспедиции, между ними и японская, я не мог больше оставаться равнодушным!»
Все видят горячий блеск в глубоких глазах Седова.
«Взгляните, господа, на карту, и вы увидите: три четверти Северного полярного круга примыкает к нашей стране. Ещё Менделеев доказал, что географический центр Российской империи лежит где-то около Обдорска. Вот насколько площадь наших северных владений перевешивает средние и южные области России! А что мы знаем о нашей северной территории? Почти ничего. Я не говорю уже о том пространстве, что лежит ещё севернее, — о центральной арктической области. А вот вам, извольте, пример: скажем, сегодня чувствуется холод. Нам говорят: «Это идёт северный циклон». Но разве много знаем мы теперь о циклонах этих, их природе, зарождении, закономерностях перемещения, о движении льдов и северных вод? А вспомните о северном морском пути, который мы, к глубокому сожалению и стыду, пока ещё не открыли, ибо мало знаем природу полярных областей. И не случайно, видимо, даже столь маститый наш учёный, как Семёнов-Тян-Шанский, вице-председатель Императорского географического общества, до сих пор сомневается в возможности морского северного пути!»
Супруга Минейко, рядом с которой сидит Седов, осторожно берёт его чашечку, наливает из красивого фарфорового чайничка, а затем из самовара, вновь неслышно ставит перед ним.
«В общем, мысль о необходимости поддержать наше национальное достоинство, наше положение великой северной державы заработала во мне тогда с лихорадочной быстротой и, как видите, — усмехается Седов, — не даёт мне покоя теперь, да и не даст, наверное, впредь, покуда не сделаю всего, что задумал».
…Квартира Седовых в Петербурге. Один из вечеров, когда молодожёны, не желая никуда выезжать, с радостью оставались наедине, отпустив прислугу. Вера за роялем тихо перебирает клавиши. Любящим взглядом остановившись на Георгии, стоящем у рояля, она задумчиво ведёт речитатив под волшебную, незнакомую ему мелодию:
Гаснет вдруг свет, и оглушительным выстрелом лопается струна рояля. Мрак.
И вновь выстреливает струна. С трудом открываются глаза. Звёзды слепо глядят из бездонной черноты. Это же стреляют! Ищут его? Седов напряг чужое тело.
— Э-ге-ге-ей! — вырвался охриплый звук. — Эй, Лин-ни-ик, эге-ей!
— Там он, там! — донёсся голос Пустошного. Послышался скрип полозьев.
Седов попытался встать, но ни один мускул онемевшего, застывшего тела не желал слушаться.
— Эге-ей! Я здесь!
Поскуливают собаки, остановившиеся рядом. Пустошный и Линник, кряхтя, вынимают его из укрытия, укладывают на нарту. Погоняя собак, идут рядом.
Долго ползёт нарта, то покачиваясь, то подпрыгивая. Наконец останавливается. Его снимают, вносят в тёплую палатку, начинают раздевать. Потом растирают всего шерстяным шарфом, натирают спиртом, предлагают поесть.
Есть не хочется. Седов с усилием выпивает немного горячего порошкового молока, с помощью матросов заползает в спальный мешок.
Жив.
ПОСЛЕДНЯЯ ЗАПИСЬ
Одна за другой три упряжки въехали на ровный тёмный солончак. Линник впереди замедлил шаг. Пустошный с опаской следил за ним. На второй нарте лежал в спальном мешке Седов. Голова его в завязанной шапке безвольно покачивалась в такт движениям нарты. Георгий Яковлевич не мог уже сидеть и третьи сутки почти безвылазно лежал в спальнике. Его лихорадило, часто он впадал в беспамятство.
— Гриша, гнётся под тобой, гляди! — крикнул предостерегающе Пустошный.
Линник чертыхнулся, отвернул правее, назад, к старому заснеженному льду.
Маячившая впереди милях в десяти мрачная земля — остров Рудольфа — манила к себе прямо, через пролив, покрытый молодым льдом. Но этот неокрепший ещё солончак не позволял приблизиться к земле. Вчера ступили на него впервые. Выдержав Линника, лёд провалился под первой нартой — двадцатипудовой «Льдинкой», навьюченной каяком, заполненным провизией. Остановившись, попытались выдернуть нарту, но выступила вода, и лёд всё больше подламывался. Быстро освободили собак, чтобы не утянуло в воду и их, и поразились: нарта исчезла под водой, а каяк удерживал её на плаву, погрузившись лишь наполовину. Достали кирку и начали проламывать кромку льда, расширяя полынью, чтобы вывернуть нарту передом на более прочный лёд. Наконец это удалось. Линник и Пустошный с трудом выволокли мокрую нарту из полыньи. Оттащив её подальше, осмотрели. Провизия оказалась, к великой радости матросов, неподмоченной.
Седов за всем этим вынужден был лишь наблюдать, лёжа в беспомощности на второй, бывшей «Передовой» нарте. Едва впрягли собак, Георгий Яковлевич пожаловался на нестерпимый холод. Пришлось матросам разбивать палатку, обогревать своего начальника, поднося к нему зажжённый примус, растирать спиртом ноги, сильно опухшие, покрытые красноватыми пятнами.