Она замолчала, давая поэту время на последнее слово, наблюдая за ним со сдержанным интересом исследователя. Как ни странно, Тшадоно был уже совершенно спокоен, и когда он заговорил, то заговорил уверенно и ровно, хотя и не скрывая сквозящей горечи.
— Я шёл сюда с уверенностью, что это — мой последний урок, и мой последний день — неважно, удалось бы мне выполнить задуманное или нет… Я ещё не совсем выжил из ума, и понимал, что обречён в любом случае, что из этой комнаты мне уже не выйти живым. Я должен был убить вас, потому что ваши методы не оправдать никакой целью, потому что средства определяют результат, и если они недостойны цели, то и результат окажется вовсе не тем, о чём мечталось. Не только, чтобы остановить вас, но чтобы доказать: таким путём невозможно добиться чего-то стоящего! Конечно, глупо бороться со злом его же методами, но другого выхода я не видел. И не мог не попытаться. И получил подтверждение собственной теории: убийством не принесёшь пользы. Но одно я могу вам сказать точно: вы плохо кончите. Вы уже прокляты, и однажды вам придётся платить за все, и это будет нелёгкая плата. А я… Что ж, я готов сполна платить и за свои убеждения и за свои ошибки.
Реда встала налить себе вина в чистый кубок, а кубок с ядом взяла в другую руку.
— Очень героически и трогательно, поэт, — усмехнулась она. — Не беспокойтесь о моей, как принято считать, отсутствующей душе. Я сумею расплатиться за всё — когда-нибудь. За готовность платить по счетам! — объявила она, протягивая отравленное вино. Тшадоно принял кубок, и они выпили одновременно.
Реда с холодным любопытством наблюдала. Золотой с хрусталем тяжёлый кубок зазвенел, ударившись о стол, и с глухим стуком упал на пол, Тшадоно с перекошенным лицом схватился за шею, разрывая воротник, но не издал ни звука: похоже, горло свело судорогой, — только беззвучно хватал ртом воздух, выпучив глаза. Через минуту он затих. Реда отставила свой кубок и хлопнула в ладоши. В дверях замаячили двое стражей.
— Уберите это. И пусть мне приготовят ванну.
III
А что тут думать, прыгать надо!
Старый глупый анекдот
Заперев дверь, Вика первым делом тщательно обыскала помещение на предмет потайных глазков и прочих средств слежения, которые легко обнаружить под большей частью глянцевых обложек и едва ли возможно, даже при их наличии, отыскать в действительности — на то они и потайные! Как бы то ни было, Вика обыском удовлетворилась (а что, спрашивается, ей ещё оставалось?) и принялась за переодевание. В любом случае, брюки да блузка тут не приживутся: вряд ли здешние достаточно терпимы к подобной эксцентричности в вопросах моды. Минут десять наблюдения за окном и такой же продолжительности копание в сундуке дали следующие результаты: узкие кожаные штаны (своё бельё, разумеется, она оставила при себе из обыкновенной брезгливости), полотняная рубашка, что-то шерстяное и вязаное неопределённо-балахонистого фасона, а поверх — туникообразная куртка, как и штаны, кожаная, на коротком меху. Из обуви Вика выбрала мягкие полуботинки, удобные, как хорошие кроссовки. После чего вплотную занялась сборами, благо в её распоряжении имелся огромный сундук с тряпьем и целый оружейный склад на стене. Процесс так её увлек, что если бы минут сорок спустя кто-то заглянул в чёрно-серебряную комнату, он не сразу обнаружил бы девушку: комната походила на полигон для ядерных испытаний, а виновница всего этого безобразия стояла перед огромной кучей одежды и оружия, глядя то на пол, то на стену и прикидывая, стоит ли взять лук со стрелами ещё и для себя. Стрелять она, разумеется, не умела, она вообще никаким оружием не умела пользоваться, кроме, разве что, газового баллончика, на который в этом мире едва ли стоило рассчитывать. Но с другой стороны, она прекрасно понимала, что научиться быстро бегать, хорошо прятаться и хоть как-то защищаться (а лучше и то, и другое, и третье) придётся, если она хочет дойти хоть куда-нибудь (и не в качестве чьего-то движимого имущества).
Себе она меча не выбирала, подумав, что возьмёт тот, в роли рычага за дверью. По совести, она не могла знать, что это меч, так как на рычаг не смотрела. Но это соображение не пришло ей в голову.
Упаковав, наконец, свою "добычу" в сумку, Вика окинула развороченную комнату взглядом, несколько удивлённо покачала головой и усмехнулась: "Ну надо же, прямо как дома!" Потом в ней вдруг взыграла чистоплотность, и девушка взялась за уборку, так что минут через пятнадцать комната выглядела уже вполне прилично, а сумка с отобранным в дорогу благополучно уместилась под кроватью. После чего Вика поняла, что устала. Часы во дворе недавно пробили три раза, значит до полуночи ещё три часа. "Посплю немножечко, а потом хоть на край света…" — подумала Вика. Размышляя логически, спать ей не стоило, потому как будильника она, не трудно догадаться, не захватила, а проспать назначенное время побега было бы слишком глупо, чтобы это можно было счесть смешным. Но мыслить логически Вике не хотелось, ей хотелось спать. "Я совсем чуть-чуть вздремну…" — пообещала она совести и логике, устраиваясь поудобнее. "Всего часик", — добавила она, поворачиваясь на бок, клубочком. Рука по давней, детской ещё привычке потянулась к крестику, но нащупала только обрывок цепочки. От неожиданности сон слетел, виновато махнув хвостом. Вика села в кровати, растерянно шаря у основания шеи, потом вскочила, перетряхнула покрывало, всю постель, обыскала комнату. Крестика не было. Даже если он потерялся уже в этом мире, то идти обыскивать замок все равно бессмысленно. И тогда Вика вдруг села, где стояла, на ковер, обняла колени руками и заплакала. Не то чтобы она была так уж религиозна. Просто крестик вдруг представился символом дома, её мира, и порвалась не цепочка, а последняя ниточка, её с домом связывавшая. И Вике стало так одиноко и страшно, и жалко себя, и так глупо и бессмысленно всё, и больно из-за абсолютной своей ненужности никому в этом мире, и ясно вдруг — слишком ясно, что она влипла всерьёз и надолго, если не навсегда, тем более, если уже умерла там, на дороге… Слёзы текли сами собой, беззвучно, и Вика легко отдалась сомнительному, но всегда привлекательному удовольствию жалеть себя. А потом слёзы как-то вдруг кончились, и она просто сидела без мыслей и эмоций: странное состояние, когда голова пуста совершенно, и времени словно нет. Оно не останавливается, оно просто перестаёт иметь значение, течёт, не задевая тебя.