Дальше храмовники уже не сопровождали Фейнис. Чародейка Меелин вызвалась проводить ее до комнаты, до конца дня предоставив Фейнис самой себе, но пообещав вернуться за ней на следующий день. Ближе к вечеру комнату неизменно запирал храмовник, но Фейнис почему-то не особо волновало, почему ее до сих пор не поселили с остальными учениками, запирают на ночь, а единственный круг ее общения составляют безмолвная девушка, приносящая еду, ее наставница и надзирающий храмовник. Сейчас Фейнис больше всего волновало то, что первая ночь в башне прошла для нее совершенно без снов. Она заснула, а когда, казалось, без всякой паузы, проснулась под утро, ощутила себя неполноценной, как будто у нее отняли часть ее тела. Фейнис списала это на усталость после изматывающей дороги, но что-то подсказывало ей, что все дело в окружавших ее стенах башни. С тревогой она ожидала второй ночи, и когда все повторилось в точности, на нее навалилась тоска.
Меелин, опекавшая ее, оказалась в замешательстве, не обнаруживая в последующие дни ни малейших признаков магических способностей у своей подопечной. В один из вечеров перед самым сном она посетила Фейнис. Храмовник прошествовал мимо комнаты, гремя связкой ключей, как бы намекая, что не будет долго терпеть посетителей. Дождавшись, когда он скроется из виду, Меелин достала из складок своей одежды крохотную бутылочку, содержимое которой засияло при свете свечей чистым бирюзовым сиянием.
- Это лириум, - пояснила тихо Меелин. - Прими его перед сном. Здесь немного и это не повредит тебе. Я сильно рискую, давая его тебе, но иначе, если и это окажется бесполезно, мы вынуждены будем созвать совет в очередной раз.
- Что тогда будет?
Меелин пожала плечами.
- Точно не знаю. Бывали случаи, когда попадавшие сюда люди приписывали себе магические способности, но когда выяснялось, что они лишь ловкие мошенники, решившие таким способом получить дармовой кров и пропитание, их попросту выгоняли. Но в твоем случае есть убедительные свидетельства храмовников, которые доставили тебя сюда, и боюсь, решать, что с тобой делать, будут именно они.
- А этот лириум, он поможет мне?
- Надеюсь. Если ты была правдива в своих рассказах, в чем я лично не сомневаюсь, твой дар может вернуться к тебе.
- Почему меня держат взаперти? - внезапно спросила Фейнис.
- Понимаешь ли... - замешкалась Меелин. - Если все то, что ты рассказала нам, правда, то ты способна по собственной воле проникать за завесу, что умеет не всякий маг, даже прошедший Истязание. Я не могу сейчас раскрыть тебе, в чем суть Истязания, но скажу лишь, что после него маг не нуждается в постоянном контроле, и его путешествия за завесу безопасны как для него, так и для окружающих. В твоем же случае мы знаем, что для многих твой довольно редкий дар обернулся скверно, хотя сама ты удивительным образом избежала опасностей, подстерегающих неопытного мага в тени. Будет лучше, если ты побудешь в одиночестве, пока мы не удостоверимся, что ты сможешь контролировать себя должным образом.
- Но ведь я не могу... - ответила Фейнис. - В этом месте я ничего не чувствую.
- Поэтому я и хочу, чтобы ты попробовала лириум. Завтра расскажешь мне, что из этого вышло.
Меелин заставила Фейнис спрятать пузырек под подушку подальше от цепкого взгляда храмовника и вышла за дверь. Вскоре внутрь комнаты заглянул храмовник и, удостоверившись, что Фейнис не отлучалась, закрыл дверь и запер ее на ключ. Фейнис задула свечу и нащупала под подушкой флакон. Спохватившись, что свет ей еще понадобиться, она зажала флакон в руке, ища огниво, но с удивлением заметила, как неяркий голубой огонь пробивается между ее пальцев. Разжав ладонь, она недолго любовалась хороводом ярких голубых огней, танцующих в глубине капли маслянистой жидкости. Лириум оказался горьким на вкус, и Фейнис поторопилась проглотить его. Откинувшись на подушку, она стала прислушиваться к себе. Ничего особенного она не почувствовала и незаметно заснула. Ничего не произошло ни в эту ночь, ни в следующую.
Меелин была разочарована. Фейнис хотелось бы оправдать ее ожидания, но лириум совершенно не оказывал на Фейнис никакого воздействия. Кажется, Меелин и сама уже начинала сомневаться в правдивости слов Фейнис. В последний вечер чародейка не навестила свою подопечную, как обычно это делала, и встревоженная этим Фейнис легла в кровать.
Уже привычно смежив веки, Фейнис приготовилась провести очередную лишенную снов ночь, как вдруг ей показалось, что во тьме перед ней сияет едва различимая точка. Она приподняла голову от подушки, чтобы получше рассмотреть эту светящуюся пылинку и тут только выяснила, что находится не в постели, а висит посреди абсолютного мрака. Ничуть не удивившись, она протянула руку к светляку, но тот оказался дальше, чем ей казалось. Она тянулась к нему рукой, вот-вот ожидая, что тот, словно мотылек, затрепыхается в ее пальцах, но пятнышко лишь росло в размерах, оказываясь все дальше и дальше.
В какой-то момент у Фейнис из ушей будто выдернули затычки, а с глаз спали шоры. Дикий вой обрушился на нее со всех сторон, а глаза ослепил яркий белый свет. Только спустя какое-то время ее глаза стали различать, что она находится на границе светящейся сферы, за пределами которой, во мраке что-то бьется в истерике, безостановочно кружиться, пытаясь ворваться внутрь освещенного пространства, но не может, и обожженное светом, с диким воплем уносится прочь во тьму. В середине же освещенной сферы на коленях стоял человек. Фейнис всмотрелась в него и с трудом узнала в нем Родрика Хорна. Его обезображенное ожогами лицо искажала маска боли, а из-под порванной в клочья одежды виднелось покрытое коростой почерневшее тело. Куски плоти осыпались с него и растворялись в белом пламени черным дымом, а его крик боли соперничал с завываниями тварей, что стремились к нему сквозь свет. Их неистовое биение, как с ужасом заметила Фейнис, было не бесполезным. Освещенный пузырь постепенно сокращался в размерах, и границы мрака неуклонно приближались в человеку в центре.
Фейнис не знала, что ей делать. Еще немного, и освещенный пузырь лопнет, а с ним окончательно исчезнет и человек. Единственный человек, чей сон оказался приветлив к ней. И Фейнис, не желая потерять его, бросилась вперед к мятущейся фигуре и ухватила Родрика за обнаженное запястье. Жаркое пламя пронзило ее руку до самого плеча. Ее пальцы глубоко погрузились в изъязвленную плоть. Сомкнутая ладонь Родрика что-то сжимала, и Фейнис увидела капли расплавленного олова, стекающие по его почерневшему запястью. Несмотря на боль, она схватила его за вторую руку, приняв очередную порцию боли и, зажмурившись, что есть мочи закричала.
- Прочь! Оставьте его!
Даже сквозь смеженные веки вспышка последовавшего света едва не сожгла ей глаза. И только когда свет ослаб, Фейнис осознала, что не слышит больше вой ужасных созданий, а ноги чувствуют знакомое покалывание свежескошенной травы. Она опасливо раскрыла глаза. Из-за стремительно уплывающих туч выглядывало мягкое солнце, легкий ветер деликатно шевелил ее волосы, а перед ней, сжимая ее ладони в своих широких руках, стоял Родрик Хорн таким, каким она видела его в последний раз на привале.
ЧАСТЬ 8. ОДНОЙ КРОВИ.
- Эй, проснись! - кто-то настойчиво тряс его за плечо.
Родрик Хорн раскрыл глаза и немедленно стал шарить руками вокруг в поисках меча. Ужасное лицо, будто продолжение снившегося ему кошмара, отодвинулось в темноту.
- Успокойся, страж! - послышалось из темноты. - Это всего лишь я, Мэг.
- Мэг? - переспросил Родрик, лихорадочно вспоминая, откуда он мог знать говорящее порождение тьмы. Его голова все еще раскалывалась от воя, и он никак не мог сообразить, где он оказался.
Его собеседница терпеливо ждала у края пещеры, высоко подняв испускавший зеленоватый свет причудливый факел. Родрик рывком сел, и сползшее с его торса одеяло позволило прохладному воздуху взбодрить вялое тело. Обхватив колени руками, он поймал на себе укоряющий взгляд эльфийки и стал потихоньку вспоминать их совместное приключение.
- Извини, - проговорил он.