– Кхе-кхе, – капитан деликатно кашлянул в кулак.
– Ой!
Скорость, которую придали лейтенанту эти нехитрые звуки, вызвала на лице Карраско улыбку. Ее он, правда, тут же спрятал – нечего показывать подчиненным, что ты готов смотреть на их нарушения сквозь пальцы. Вместо улыбки опустив ставшую за годы службы привычной маску бесстрастности, он наблюдал, как лейтенант выбирается из кресла и вытягивается в струнку. А когда это нехитрое действо закончилось, одними губами произнес:
– Ботинки.
Лицо лейтенанта стало красным настолько, что капитан даже испугался пожара. Стараясь не рассмеяться, он спросил:
– Все в порядке?
– Т-так точно, – голос лейтенанта дрожал.
– Ну, тогда спокойной вахты, – и капитан вышел из рубки.
Рассмеяться он себе позволил, только закрывшись в собственной каюте. Нет, вот бы никогда не подумал, что дойдет до такого. А ведь вначале все было вроде бы нормально, тем более, Каталина, только появившись на корабле, произвела совсем иное впечатление. Ну да, лейтенант Мартинес была женщиной, точнее, девушкой двадцати трех лет от роду и отъявленной феминисткой, вбившей в голову, что она не то что не хуже – круче мужчин. И на основании этой дурацкой идеи подавшей заявление в военное училище.
Нет, женщины в испанском флоте, конечно, встречались, но, как правило, во вспомогательных подразделениях. В офицерские училища Королевского военно-космического флота их все же старались не брать. Но Каталина, будучи девушкой упорной и математическими талантами не обделенной, смогла поступить благодаря выделяемой согласно законам Европейской Ассоциации квоте и каким-то образом не отсеялась за годы учебы. А когда она полгода назад училище закончила, возник закономерный вопрос, что же с ней делать. Определить при штабе каком-нибудь – так она на штурмана училась и требует службу в соответствии с военно-учетной специальностью, а посылать на боевой корабль… В общем, штабные гении тихо сходили с ума, пока какая-то светлая голова не родила идею, и строптивого лейтенанта спихнули на «Конкистадор». А что, на корабле один-единственный штурман – сам Карраско, и то, что крейсер висит на орбите без шансов с нее уйти, никого не волнует. Есть должность в штатном расписании – получите.
На новом месте лейтенант вначале пыталась задирать нос, но очень скоро выяснилось, что, во-первых, здесь все не только старше ее по возрасту, но превосходят и опытом. Любой матрос знал о космосе больше Каталины, так что ее потуги выглядели смешно. Во-вторых же, оказалось вдруг, что сколько ни ходи в спортзал, таких бицепсов, как у мужчин, все равно не накачаешь. И, в довершение всего, девчонка без памяти втюрилась в своего командира, обремененного, кстати, женой и тремя детьми, ждущими его на Севилье Дальней. Как считала Каталина, влюблена она была тайно, что при ее неопытности выглядело даже простительно. В результате сложилась ситуация, вызывающая у Карраско озабоченность пополам со смехом, у девушки томные вздохи и, периодически, слезы, а всей остальной команде дающая возможность позубоскалить втихую над ситуациями, подобными той, что случилась сегодня.
Отсмеявшись, Карраско открыл шкаф, извлек бутылку хереса и бокал. Конечно, в полете вроде бы и нельзя, но все и всегда нарушают, здесь же, когда главный враг дикая скука, и вовсе сам Бог велел наплевать на такие мелочи. Пригубил, покатал во рту… А может, ну его? Все равно же, когда спускается на планету, в маленьких мужских удовольствиях он себе не отказывает. Наплевать на все, пригласить Каталину – ручаться можно, придет с радостью. Мысль показалась настолько соблазнительной, что отогнать ее стоило немалых трудов и получилось только благодаря целому списку проблем, которые могли возникнуть. Примеров из жизни, кстати, хватало, хотя и примеров обратного тоже. Вот только не успел он допить бокал, как ожила громкая связь.
– Капитана просят прийти в рубку!
Ну, вот и она, легка на помине, безо всякого раздражения подумал Карраско, опрокинул в рот остатки вина и быстрым шагом вышел из каюты. Если после случившегося сегодня Мартинес его вызвала, да еще и через считаные минуты, значит, ситуация и впрямь требует его вмешательства. Быстрым шагом преодолев отделяющее его от рубки расстояние, всего-то двадцать метров, он вошел внутрь и с удивлением обнаружил, что здесь уже собрались все, кому положено и не положено.