— Мушмулу нужно класть в кипящий щелок с бельем… — услышал Аврелий, войдя в кухню, громогласно вещавший властный голос.
На почетном месте за деревянным столом в окружении поваров, пекарей и кондитеров сидел высокий и тучный человек. Все внимательно его слушали, а кое-кто даже что-то записывал.
— А айву? — поинтересовался в этот момент Гортензий, любимый повар сенатора. — Мазий в своем учебнике «Приготовление пищи»…
— При чем тут учебники! — грубо прервал его провинциал. — Чтобы сварить хорошее варенье, такое, про которое говорят «пальчики оближешь», необходим опыт! Нужно высушить фрукты на соломе или хотя бы на листьях платана, потом подавить их в глиняной миске, обмазанной варом. Мы ведь не можем себе позволить мед при том, сколько он стоит!
— Так ты у нас веревочник или повар, Спурий? — прервал Аврелий этот импровизированный урок кулинарии.
— К твоим услугам, благородный сенатор! — поднялся мужчина, смущенно поднимая руку в римском приветствии. — Прости за беспокойство, но мой свояк Рустик — человек добрый, да только любит больно совать нос в чужие дела — надумал писать тебе письмо о Плациде. И тогда я сказал ему: не следует беспокоить сенатора, толком написать не сумеешь, и он ничего не поймет. А тут как раз один приятель вернулся из Рима, и я подумал: поеду тоже туда и сам все расскажу тебе, может, еще и награду какую получу. Кто знает, когда письмо дойдет, я, пожалуй, быстрее управлюсь. А тебе надобно знать, что у нас с Децией четверо детей, и все мальчишки, а веревки теперь покупают плохо…
— Не беспокойся, Спурий, сообщи все, что знаешь, и получишь награду.
— Легко сказать, прославленный сенатор. Когда я жил в Мутине, лет десять уже как будет, мне понадобился помощник в лавке, и Деция, это которая стала потом моей женой, говорит: почему бы тебе не взять сына Сосимы? Овдовела она, и жить ей не на что, бедной женщине. А я и не хотел вовсе, потому как этот Плацид еще с самого детства такой задира был, без конца драки затевал. Но она, Деция, все настаивала, она всегда умеет заставить меня сделать, что хочет, ну я и взял его. А лучше бы и не брал, потому как столько бед принес он мне, этот бандит. Столько денег я из-за него потерял, так мало того, он еще и служанку мою обрюхатил. Вот я и прогнал его. И тогда он пострашнее дел натворил. Пырнул ножом легионера, а потом и за меч схватился. Короче, легионер скончался, и говорили, наказанием плетьми тут уж никак не обойдется, а скорее всего, отправится Плацид прямиком на плаху. Только приезжает вдруг какой-то важный тип, адвокат какой-то, и освобождает его, не знаю уж как, и увозит с собой в Рим. А потом мы узнаём, что это герой арены и зовут его Хелидон. Ласточка, значит. Разве годится такое имя мужчине, говорю я!
— А беременная служанка? — поинтересовался патриций, уже не сомневаясь, что речь идет не о Ниссе.
— Родители у нее крестьяне, она и вернулась в деревню. Так или иначе, Плацид уехал, а с ним вместе немало и других, не слишком порядочных людей. Этому адвокату, видно, только такой народ и требовался. Он даже Чумазого купил, за гроши, потому как тот никому не нужен, а потом еще Придурка и Косого…
— Молодец, Спурий, очень важные вещи сообщил! Однако не следовало приезжать сюда из Бононии, письма хватило бы.
— Ну что ты! Кругом столько говорят о Риме, вот и мне захотелось повидать его.
Аврелий улыбнулся не без высокомерия: вполне естественно, что провинциалам нужно хоть раз в жизни побывать в столице, посмотреть на это чудо света и навсегда сохранить, вернувшись к себе, в туманную Цизальпинскую Галлию, воспоминания о нем…
— Ну а теперь, повидав город, я доволен, сенатор. Между нами говоря, ничего особенного в этом великом Риме и нет, потому как форум у нас, в Бононии, тоже имеется, а у вас нет даже Главной дороги. Конечно, ваши храмы больше, но видел бы ты жертвенник Исиды, в нашей Бононии, вот ведь красота великая…
— Понимаю, — проглотил обиду Аврелий, но в то же время и позабавился. — Иди получи награду у моего управляющего и вели дать тебе несколько кувшинов меда, раз он у вас такой дорогой. Но не говори слишком плохо о Риме, когда вернешься домой!
— Конечно, хозяин! Думаю, здесь тоже нелегко живется, — снисходительно добавил Спурий и направился к выходу, а за ним поспешил повар Гортензий со своей дощечкой для заметок.