Аврелий окончательно решил ничего не говорить ему о своих отношениях с актрисой. Какой смысл рассказывать теперь Сервилию, как все обстояло на самом деле? Он не хотел, чтобы друг почувствовал себя уязвленным, узнав, что любовница изменила ему, да еще с ним, с Аврелием, лучшим его другом, а так она навсегда останется в его тайных мечтах…
Но Тит, опустив глаза, явно чувствовал себя неловко и бормотал что-то невнятное.
— Знаешь, Публий, я ужасно люблю Помпонию. В эти последние дни она к тому же стала какая-то необычная, неузнаваемая. Наверное, будешь смеяться надо мной, но знаешь — она до сих пор восхищает меня, после стольких лет брака.
— Нет, что ты! Она удивительная женщина! — обрадовался Аврелий.
О боги, все в порядке: старина Сервилий вновь открыл для себя свою пышнотелую матрону.
— Поздравляю, вы превосходная пара! Не волнуйся, я никогда ничего не скажу твоей жене об этой интрижке с Ниссой.
— Да какая там интрижка… — Тит смутился еще больше. — Знаешь, ведь на самом деле между нами никогда ничего и не было.
— Как? А тот кусочек ткани, которым она прикрывала бедра? Ты же принес мне его, тот самый, я хорошо помню! — удивился патриций.
— Прости меня, Аврелий, я солгал тебе. Ты был так уверен, что мне не завоевать ее… И когда твой секретарь предложил купить у него этот кусочек ткани… Я не удержался от желания обмануть тебя.
— Кастор! Этот проклятый мошенник выудил из меня десять золотых монет! — рассердился Аврелий. Он хотел было послать за Кастором, но передумал. В сущности, десять золотых за то, что тот спас от гибели его самого, не говоря уже о всей Римской империи, не такая уж большая плата.
— И две монеты получил от меня, — признался огорченный Сервилий. — Но не сердись на него, это я вел себя как дурак, бегая за девчонкой, когда у меня под боком такая потрясающая женщина — Помпония! К счастью, она даже не заметила моего увлечения… Теперь с этим покончено, но, знаешь, мне все-таки очень жаль Ниссу, — повторил он, лаская хорька, который, с тех пор как не стало его хозяйки, обрел надежное место на коленях Аврелия.
— Мне тоже… Смерть пришла к ней слишком скоро, — сказал сенатор, печально провожая друга.
Вскоре, желая отдохнуть и направившись в свою спальню, он с удивлением встретил в коридоре гладиатора Галлика. Тот, казалось, совсем утратил присущую ему сдержанную холодность и с жаром набросился на знатного патриция.
— Вечно суешь нос не в свои дела, путаник бестолковый! — гневно закричал ретиарий. — Еще один день — и я бы выкрутился! Ну, спас бы империю днем позже, зато я отправился бы домой живым и невредимым!
— Что делает этот человек в моем доме? — возмутился сенатор. — Мое жилище превратилось в какой-то форум! И без моего ведома здесь собирается теперь весь Рим! Придется заменить Фабелла и купить приличного привратника!
— Ты шутишь, хозяин? — расстроился секретарь. — Кто же купит такого старого и сонливого привратника? Оставь его в покое. Лучше иди отдохни. Теперь ты все уладил и можешь радоваться результатам своих трудов.
— Нет, я не закончил. Мне нужно сделать еще одну важную вещь, — сказал Аврелий.
— Что еще, ради всех богов Олимпа! — застонал Кастор, испугавшись нового поручения.
— Арестовать убийцу Хелидона, — ответил патриций.
Услышав это, секретарь онемел от изумления.
Амфитеатр Статилия Тавра был переполнен. Простояв в очереди всю предыдущую ночь, самые удачливые сумели занять места на деревянных ступенях, а кто не смог, оседлал стены огромной арены, с трудом удерживая равновесие и рискуя каждую минуту упасть. Шесть человек уже свалились со стены и разбились, а огромная толпа все напирала. Даже на сенаторской трибуне мраморные скамьи оказались переполненными, потому что никто не хотел пропустить великое событие.
В подземельях цирка нервничали возбужденные атлеты. Их ожидал первый после смерти Хелидона бой, и каждый гладиатор получал возможность завоевать сердце публики и занять место павшего победителя.
Мирмиллоны крутили мечами и испытывали прочность своих галльских щитов, ударяя ими о каменные стены. Фракийцы поправляли ножные латы и проверяли остроту коротких кривых кинжалов, которыми вспарывали живот противнику. Самниты осматривали шлемы и пальцем ощупывали лезвия длинных кортиков.
В общей массе выделялся сармат Геракл. Уверенный в будущей победе, он грозно бил себя в грудь и испускал жуткие воинственные крики, чтобы подавить дух соперников.
Ардуина смеялась, раздавая увесистые тумаки товарищам, не пропуская и тех, кого вскоре убьет.
Квадрат, съежившись, смирившись со своей судьбой, сидел в углу и слушал рычание зверей.
В стороне от всех Галлик широкими шагами ходил взад-вперед по мощенному плиткой полу. Если бои состоялись бы днем позже — только одним днем позже! — его контракт истек бы! Боги Греции и Рима бросили его на произвол судьбы! Для них, могущественных обитателей Олимпа, он всего лишь жалкий варвар…
Впервые за многие годы Галлик вспомнил о хижине, в которой вырос, об отце с рыжими усами, в длинных штанах, которого всегда стыдился перед людьми и богами за то, что тот отказался стать римлянином.
Роскошные туники вместо простой шерстяной одежды, каменные дома вместо глиняных хижин, коротко постриженные волосы, ежедневные омовения, ласкающая ухо латынь… И в какой-то момент он вдруг понял, что помнит всего лишь несколько слов родного языка…
Да, он сумел это сделать — смог стать римлянином с головы до ног и теперь собирался получить законное вознаграждение: привилегию умереть ради развлечения цивилизованнейших соотечественников… Не хватило одного только дня, всего лишь одного, повторял он про себя и старался припомнить имя бога, которого следовало призвать на помощь, не греческого, не латинского — бога друидов. Но так и не вспомнил.
Тогда он повернул на пальце голубое кольцо, единственный свой талисман, поднял меч и направился на арену — навстречу судьбе, перед которой все, свободные и рабы, кельты и римляне, смиренно склоняют голову.
Над амфитеатром поднялся мощный гул — единый, восторженный крик. На трибуне появился император.
Клавдий приветствовал толпу, восхвалявшую его криками и широкими, ликующими жестами. Слева от него Кастор, необыкновенно нарядный, в новом греческом хитоне, не без удовольствия поглаживал свою холеную бородку, не забывая с восхищением посматривать на красавицу Валерию Мессалину, которая, как известно, при виде интересного мужчины легко забывала социальные различия.
Вдруг грек нахмурился: вот здесь, под балдахином в почетной ложе, справа от императорской супружеской четы, должен сидеть в своем роскошном облачении его господин и хозяин, готовый ответить на приветствие толпы.
Но его место пустовало!
Аврелий без помех прошел в подземный коридор. Стража не посмела преградить дорогу великому человеку, спасителю империи, которого собирался чествовать народ Рима.
— Когда твой черед? — спросил сенатор, опуская руку на плечо Квадрата.
— В конце. Ждут, когда люди насытятся кровью, чтобы выпустить на арену самых слабых. Так что дарят мне еще пару часов жизни, — произнес он со слезами в глазах.
— Ничего, выдержишь, Квадрат! Сражайся и заставь дорого заплатить за свою жизнь — ты не хуже других. Я поставил на тебя пятьсот сестерциев. Ты победишь!
— Видно, тебе некуда деньги девать, благородный Стаций, — развел руками гладиатор.
Аврелий вздохнул и удалился, оставив его в одиночестве.
Большинство гладиаторов находились уже на арене, где предстояло общее сражение — массовое убийство. Победители будут выступать потом, каждый в отдельности, сражаясь друг с другом один на один или с животными.
Ардуина наблюдала за сражением в зарешеченное окно, сжимая длинное копье, с которым ей предстояло сразиться со стаей волков. Под шлемом, в похожих на паклю волосах, виднелась засушенная роза. Ардуина заметила Аврелия, только когда он подошел сзади.