В обеденное время было показано еще несколько представлений. Была показана гонка собак с обезьянами в качестве жокеев. Была устроена битва между большими журавлями и африканскими пигмеями. Пигмеи были вооружены только заостренными камышинками. Мужчины боролись с огромными питонами. Заклинатели змей из школы в Марси (Греция) демонстрировали номера с кобрами. В конце был показан бой между женщинами и карликами. Как писал Стаций, «Марс и богиня смелости лопнули бы от смеха, глядя, как эти противники рубят друг друга».
Во второй половине дня к вечеру на арену снова вышли гладиаторы. Домициан разрешил своим гладиаторам принять участие в играх. Все они были свободными гражданами, выступавшими на арене за плату. В золотых доспехах и в шлемах, украшенных павлиньими перьями, они представляли собой великолепное зрелище. Их доспехи были сделаны лучшими ремесленниками Рима из чистого золота и украшены рельефными сценами гладиаторских боев. У гладиаторов Юлия Цезаря были доспехи из чистого серебра. Нерон превзошел его, дав своим гладиаторам доспехи, сделанные из янтаря. А сейчас Домициан старался превзойти обоих, облачив своих гладиаторов в золото. Я не знаю, сколько было тогда гладиаторов на арене, но, например, Траян выставил пять тысяч пар гладиаторов, которые должны были сражаться насмерть на празднике в честь победы над Децебалом в 106 году н. э.
Гладиаторы такого ранга представляли слишком большую ценность, чтобы использовать их в общей рукопашной. Поэтому были организованы парные бои. Толпа знала почти каждого гладиатора. Зрители кричали: «Тетраитес! Прим! Памфил!» Мы знаем имена этих людей, потому что они сохранились на надгробных памятниках. На памятниках были высечены изображения гладиаторов с пальмовой ветвью, как символом победы, в одной руке и мечом или трезубцем в другой.
Для этих индивидуальных боев, если они не происходили между ретиарием и секутором, судья наносил на песке линию, которая обозначала место, где два гладиатора должны были встретиться. Оба гладиатора стояли по разные стороны этой линии, и судья давал им последние наставления. Рабы держали их шлемы и щиты. Ожидавшие своего выступления гладиаторы лежали, развалясь под статуями Победы на стенах подиума.
Сигнал к бою дал трубач. Его труба была похожа на французский рожок. Два гладиатора начали медленно сходиться. Их лица были закрыты забралами, а сами они скрывались за огромными резными щитами. На трибунах ходили разносчики, продающие сувенирные стаканы и маленькие подносики с изображениями гладиаторов. Когда раздался стук мечей, толпа замерла, ведь многие зрители поставили все, что имели, даже свою свободу, в пари за исход боя.
Один из бойцов зашатался. Он устоял, но кровь покрыла его золотые доспехи. Из пятидесяти тысяч глоток вырвался крик: «Ранен!» Некоторые кричали радостно, другие — в отчаянии, в зависимости от того, на кого они поставили.
Раненый упал на колени. Его противник давил на него, используя вес щита и собственного тела и принуждая лечь на землю. Гладиатор упал и сделал знак мольбы о пощаде. Люди на трибунах закричали. Немногие поднимали палец вверх или опускали его вниз, большинство было занято уплатой проигрышей и сбором выигрышей.
Затем еще одна пара гладиаторов вышла на арену, а потом и еще одна. Во время боев толпа топала от энтузиазма, выла от ярости, аплодировала от восторга или выкрикивала сражающимся замысловатые оскорбления. С трибун постоянно кричали: «Хорошо! Целься в грудь! Что с тобой, питающаяся отбросами личинка? Пусть он получит! Врежь ему!». Когда один из бойцов падал, а победитель поворачивался к трибунам, толпа впадала в неистовый восторг, особенно те зрители, которые на него поставили. У многих женщин начинались истерические конвульсии, и не только у простолюдинок в верхних рядах. Благородные дамы на подиуме тоже часто теряли головы. Когда красивый молодой мирмиллон, только несколько недель назад бывший простым работником на ферме на склонах Апеннин, шел вдоль подиума с поднятым вверх окровавленным мечом, знатная дама непроизвольно вскрикнула и бросила на арену свои брошь и ожерелье. Затем она сорвала с пальцев кольца и побросала их на арену. Но на этом она не остановилась. Вслед за кольцами полетело и ее белье. Когда молодой мирмиллон подошел к скомканному белью, он сначала подумал, что дама бросила на арену свой шарф или плащ. Но когда он поднял его, чтобы бросить назад, белье развернулось. Простой парень с ужасом уставился на то, что держал в руках. Затем он уронил белье и убежал с арены, «более устрашенный дамским бельем, чем мечом врага». Зрители нашли это убийственно смешным и чуть не лопнули от смеха. Не веселился только муж знатной дамы.