- Возможно, пришла пора искупить грехи, и напроситься на самую чёрную работу при кафедральном соборе - 1102
- Или Вы просите у Господа послать Вам знак, и отправляетесь бродить по городу, погрузившись в тревожные думы - 1066
1386
- И-и-и... Раз!.. И-и-и... Два!.. И-и-и... Три! - силясь вытянуть колесо из грязи, мужчины напрягались, прилагая усилия, пока Вы, наконец, не заметили столп пыли в стороне.
Столп пыли стремительно приближался, пока не превратился во всадниках, несущихся во весь галоп.
Почему-то, Вам совершенно не к месту припомнилось, что когда-то давно, ещё во времена Вашей молодости, в речушке возле этой дороги купались местные девушки. Сейчас же, когда кругом ведутся войны и рыщут разбойники, их едва ли заманишь и чистой прохладной водицей.
Тем временем, незнакомцы нагнали и окружили Вас, начав ездить с суровым и важным видом. Это были кавалеристы из войска Ангеррана Д`Ладье, кузена Гунфрида Безволосого. Француз собрал войско и теперь выступал на Кокань, поэтому ему были нужны любые сведенья. Задержав всю чесную компанию, всадники повезли Вас на допрос непосредственно к своему полководцу - 574
1387
- Послушайте, Женевьева, я правда очень тронут, но... - Вы не успели договорить тех слов, которые собирались сказать, поскольку в небе над городом раздался неожиданный и грозный звон набата. Этот звон говорил Вам о том, что Вы, как мужчина и патриот Кокани, обязаны незамедлительно вооружиться всем, чем только возможно, и встать на защиту родного города-государства.
Подняв на любимую женщину взгляд, выражавший смешанные чувства, Вы собирались было докончить начатое, но поднятая рука оставила Вашу фразу недосказанной.
- Идите. Ступайте и делайте то, что должны. А я... Я дождуь! Я буду здесь! Буду ждать! Ждать, и верить! - перекрестив Вас, она приблизилась и, поначалу, робко и осторожно, а затем уже смело, всерьёз и не стесняясь, поцеловала Вас. - Идите, мой рыцарь! И возвращайстесь с победой!
Теперь уже - Вам точно не была страшна даже и сама смерть - 697
1388
Время шло, и Вы уже ощущали себя такой же законной частью всей этой творческой мастерской, как и все эти многочисленные картины, краски и кисти.
Казалось, будто бы Вы родились и выросли здесь, прожив всю жизнь. Что Вы были здесь всегда. Вы понимали и разделяли любовь Женевьевы к искусству, поддерживая её во всех благих начинаниях, насколько это вообще было в Ваших силах.
Вы оба подолгу не покидали мастерской, работая по многу часов, как ненормальные. Триптих давно уже был написан и сдан, но это было только начало. За картинами следовали другие, и вскоре Вы уже ничего не боялись и не стеснялись, позируя Женевьеве так, как она скажет, столько часов, сколько потребуется.
В любой одежде, или вообще без одежды, застыв в любой нужной позе, в окружении всевозможных предметов, Вы успели побывать и в роли сатиров, и в роли легендарных рыцарей, и в роли античного философа, в то время как художественный гений Вашей дорогой Женевьевы извлекал из Вас всё новые и новые образы.
Она была Вашим добрым Гением, а Вы - были её Музой. И, В конечном итоге, поскольку у этой женщины всё делалось не как у людей, в один прекрасный день она подошла к Вам и сделала предложение, окончательно Вас обескуражив.
- Но... Это неправильно, так вообще нигде на свете не делается, - пребывая в полнейшем недоумении, заметили Вы.
- В моём доме - делается, - поправила Вас она. - Важно другое. Я долго ждала такого мужчину, который будет мне и верным другом, и музой, и опорой. Который будет понимать меня и разделять мою тягу к искусству. Который будет понимать моё призвание, а не ставить на первое место свои личные прихоти. Мужчину, который будет уважать мои взгляды и убеждения. Мужчину, с которым мне хотелось бы прожить вместе жизнь, плечом к плечу. И от которого мне хотелось бы родить детей. И Вы такой человек, Ральфрик.
- Опомнитесь, - с умилением и, в то же самое время, словно бы объясняя прописные истин ребёнку, промолвили Вы. - Мне, конечно, очень приятно слышать такое. Ваши признания греют мою душу. Но рассудите здраво: зачем Вам, молодой, красивой, талантливой девушке, имеющей замечательное приданное и все возможности к тому, чтобы встретить прекрасную партию - старый больной шут, лишившийся всего и выброшенный на обочину жизни? Что я смогу Вам дать? Сколько нам будет отведено прожить вместе?
- Вы уже дали мне многое. И мы будем жить вместе столько, сколько даст Бог. Но браки заключаются на небесах. Важнее, что наши души не оставят друг друга и после того как пройдёт эта, временная жизнь. Подготовка к жизни вечной, - настаивала она на своём.