Сделав неприличное движение, которое он не мог видеть, она пошла назад. И каждый раз, возвращаясь с ветками, она видела, что постройка становится все крепче.
Когда день разошелся, и хижина приобрела устойчивые очертания, Марк остановил работу и внимательно посмотрел вдаль, словно прислушиваясь к шуму ветра или ловя какие-то отдаленные звуки. Через минуту он слегка кивнул и продолжил работу. Если он что-то и слышал, это не улучшило его настроения.
Около полудня Лэйкен опустилась на камень рядом с хижиной и вытерла пот, струившийся по ее лицу.
— Не хотите поменяться? — спросила она, оттягивая мокрую рубашку. — Я буду связывать уютную лачугу…
— Уютное убежище.
— … а вы займете мое место и будете таскать эти кучи.
Он ответил не сразу. Он продолжал работу и, не глядя на нее, сказал:
— В те дни, когда старики были живы, женщины работали. Они готовили и чистили. Прислуживали и растили детей. Скребли бычьи шкуры, пока те не становились мягкими. Но главное — они не мешались под ногами и помалкивали. — Он посмотрел на нее поверх плеча. — Как вы думаете, почему эти дни называли старыми и добрыми?
Лэйкен, конечно, знала, что можно ответить на это, но она была слишком утомлена, чтобы сделать нечто большее, чем просто бросить в него маленькой веточкой и, поднявшись на ноги, снова спуститься к ручью.
К тому времени, когда они прервались для ленча — консервированные сосиски с крекерами — костяк уютного убежища был закончен. В нем было около двух метров в диаметре и изнутри по периметру было выложено ивовыми листьями. В центре, на каменном полу он устроил небольшой очаг, рядом с которым находилось место для запаса воды.
После ленча, когда сушняк в основном прогорел, Марк уложил несколько плоских каменных плит поверх дымящихся углей, а затем натянул на деревянную раму голубую просмоленную парусину.
Марк не обратил никакого внимания на ее похвалу, когда она подивилась, как быстро он со всем этим справился. И он ничего не ответил, когда она попыталась поддеть его, сказав, что его миленькая хижина напоминает иглу для смурфов.
Марк находился здесь против своей воли. И она это знала. Они не были друзьями. И он имел полное право точить на нее зуб.
Она еще раз спустилась в ущелье — к роднику, который недавно обнаружила. Погрузила голову в ледяную воду, а затем основательно напилась.
Встав на ноги, Лэйкен пожурила себя за то, что чуть было не расклеилась. В Чикаго она была готова на все, чтобы помочь брату. Парочка дней в пустыне со старым Каменным Лицом — не столь уж великое испытание.
Поднимаясь обратно, она напевала «Любишь ты меня, я буду танцевать?» и закончила несколькими танцевальными движениями.
Поднявшись наверх, она разом замолкла, увидев, что Марка нигде нет. И почувствовала, что волосы на ее шее встали дыбом. Оглянувшись вокруг, она позвала:
— Марк?
— Что?
Пораженная, она снова оглянулась. Марк был в метре позади нее и направлялся к убежищу. Кроме белого полотенца, обмотанного вокруг бедер, на нем ничего не было.
В его теле она не нашла и унции лишнего веса. Грудь была смуглая, крепкая и безволосая. Хотя мускулы играли в лучах полуденного солнца, они не казались узловатыми придатками тела, как это бывает у «качков». Гладкие и твердые, они были неотделимы от него.
— Вам что-нибудь нужно?
Отведя глаза от полотенца, Лэйкен слегка покачала головой:
— Нет. Ничего. Я просто… просто не знала, где вы.
Он на секунду задержал на ней взгляд, потом обошел ее и отвел в сторону парусину, нагнувшись, чтобы войти в хижину.
Лэйкен стояла на том же месте. Прошло несколько секунд прежде, чем она перевела дыхание и вытерла мокрые ладони.
— Ладно, — сказала она хрипло, повышая голос. — Я думаю, вы собираетесь немного поработать. — Она потерла нос, а потом подбородок. — Думаю, я могу прогуляться, пока вы там… поработаете. Ладно, Марк? — Она помедлила. — Ладно, — сказала она самой себе, как будто он действительно ответил ей.
Марк сидел на ивовых листьях, скрестив под собой ноги. Подавшись вперед, он лил воду на горячие камни. Вода шипела, и пар наполнял его ноздри, увлажнял лицо.
Он закрыл глаза и опустил руки на колени. Когда он услышал, что Лэйкен пошла прочь, бормоча что-то про себя, он откинул голову назад и слабо рассмеялся.
Лэйкен стояла возле костра, копаясь в нем палкой и глядя на Марка, который в полном облачении нагнулся над коробкой.
— Я была бы рада помочь, — сказала она. — Я знаю, что вам не хватает женщины, которая делала бы всю работу, скоблила бычью шкуру и прочее. Но я действительно хочу помочь. — Она помолчала. — Правда, я не умею готовить.
Он посмотрел на нее:
— Я полагаю, Ч. Д. не отличается упитанностью.
Она засмеялась:
— Нет, но подростки едят что угодно.
— Я умею готовить.
— Это хорошо, — кивнула она. — Вы будете готовить, а я убирать.
На обед было тушеное мясо, опять же крекеры и дымящийся кофе. Пока Лэйкен мыла посуду, воспользовавшись случаем, чтобы вымыться и переодеться в тренировочный костюм, стало темно. Вернувшись к костру, она заняла место по другую сторону от Марка, который молча пил следующую чашку кофе.
— Я не могу на ночь выпить больше одной чашки кофе, — сказала она, пытаясь завязать нормальный разговор. — Кофеин слишком возбуждает меня.
Как она и ожидала, ответа не последовало. Но она упрямо попробовала еще раз.
— Здесь так хорошо. Спокойно. Не спеть ли нам «Кум Ба Йа»?
Хотя он глянул на нее, подняв одну бровь, другой реакции по-прежнему не последовало.
Выдохнув воздух, Лэйкен подняла свою палку, которая играла роль кочерги, и решила уделить большее внимание огню. Она заерзала, чтобы усесться поудобнее, а затем замурлыкала «Кум Ба Йа», чтобы досадить ему.
Постепенно отблески пламени, ночной ветерок и небо, полное звезд, стали оказывать магическое действие. Было действительно очень спокойно. И когда Лэйкен позволила покою достичь ее, она поняла, что смертельно устала.
— Я думаю, вам лучше лечь спать, прежде чем вы упадете лицом в костер.
Лэйкен открыла глаза и сонно заморгала на человека по другую сторону костра. Улыбнувшись, она сказала:
— Мне не хотелось бы нарушать компанейской атмосферы, установившейся здесь, но, возможно, вы правы.
Он легко вскочил на ноги и подошел к джипу.
— Марк, — позвала она. — Как ваше индейское имя?
— Ночь Трех Собак, — ответил он сухо и бросил ей свернутый спальный мешок. — Сможете раскрыть его сами или мне помочь вам?
— Я не такая уж беспомощная. Думаю, мне удастся развязать пару веревок. — Она бросила взгляд в его сторону. — Ваши предки пользовались спальными мешками?
— Нет. И они не ели тушеного мяса, но мелочи не имеют значения. Что бы они ни ели и на чем бы ни спали, они делали это здесь, под этими же самыми звездами. Суть не изменилась.
Встряхивая мешок, она сказала себе, что это уже похоже на беседу. Беседу, достаточную для того, чтобы, влезая в мешок, она чувствовала, что одержала небольшую победу.
Немного погодя Лэйкен встала, поправила несколько камней под мешком и залезла обратно.
В нескольких метрах от нее послышался шелест нейлона, когда Марк заворочался в своем мешке. Это повторилось несколько раз, и она спросила:
— Почему вы не встанете и не поправите камни, как я?
— Камней нет. Это тишина. Она слишком громкая. Слишком населенная, — сказал он, и в его голосе слышалось раздражение. Затем он повернулся к ней спиной и сказал:
— Давайте спать.
Слишком населенная. Не ее ли он слушал весь день, ловя отголоски прошлого? Она не знала. Могло ли такое случиться, что с тех пор, как Марк покинул своего деда, он впервые оказался на лоне природы? Может быть, он вспомнил те дни, думая о том, как отрезал себя от своих корней?
Во всяком случае, в этом не было ничего забавного. В его голосе было что-то такое, чего раньше ей слышать не приходилось. Это было почти не заметно, но в таком человеке, как Марк, разница значила слишком много. Казалось, он был чем-то удивлен.