— Очень интересно, — пробормотал он, по-прежнему изучая ее лицо. — Вы не первая, кого я спрашиваю об этой картине, но первый раз я получаю ответ, лишенный дежурных фраз.
— Значит, мой ответ не так уж плох? Он кивнул.
— Это очень хороший ответ.
— Что же я выиграла?
Похихикав, он взял ее под руку и подвел к следующей картине:
— Вы выиграли возможность рассказать мне об этом произведении.
Лэйкен повернулась, чтобы посмотреть на картину. Она была огромных размеров и занимала почти всю стену. На ярко-желтом фоне была изображена тарелка с едой. Вареные яйца, ломтики ветчины и два золотисто-коричневых бисквита. Пока она смотрела на это, ее желудок протестующе заурчал.
Мужчина посмотрел на нее, подняв одну из бровей:
— Весьма проницательное наблюдение, моя дорогая. Тут все весьма реалистично. И если ваш желудок отвечает таким образом, значит вам немедленно необходима еда.
— Настоящая еда? — спросила она с надеждой. — Я мельком видела, что находится на тех серебряных подносах, но мне нужно не менее полудюжины, чтобы удовлетворить аппетит.
— Настоящая, — сказал он, снова беря ее под руку и ведя на другую сторону залы.
Спустя полчаса они были в маленькой кухне вне основного помещения. Ее странствующий рыцарь с конским хвостом сидел на краешке небольшого деревянного стола, глядя как она приканчивает яйца, бекон и тосты.
С удовлетворением выдохнув воздух, Лэйкен подняла на него глаза:
— Я думаю, вы понимаете, что если бы вы дали мне земляничный джем вместо виноградного желе, я продала бы свое тело за это угощение.
Он ухмыльнулся:
— А я думаю, вы понимаете, что если бы я не был геем, я бы отдал все силы на поиски земляничного джема.
Рассмеявшись, она вытерла рот салфеткой и откинулась на спинку стула.
— Таким образом — вот что я о вас знаю. Я знаю, что вы образованны и умеете хорошо обходиться с женщинами, даже если не хотите переспать с ними. Чего я не знаю, так это вашего имени. Я подозреваю, что вы можете оказаться хозяином всего этого заведения. Леон Какой-то, оканчивающийся на «чек».
— Леон Гайдучек. Это — я. А вы — милая леди, прибывшая с великолепным Марком Аврелием и тут же брошенная им.
— Лэйкен Мерфи. Это — я. — Она окинула его пытливым взором. — Вы не его ищете? Надеюсь, что нет, потому что должна вам сказать, что никогда не встречала мужчину до такой степени гетеросексуального.
Он покачал головой.
— Он прекрасный мужчина, но слишком волевой для меня.
— Вот-вот. Он хихикнул.
— А вы, я думаю, та редкая вещь, которая зовется честной женщиной.
— Судя по всему, мы оба оказались в дураках, — сказала она сухо. — Я не думала, что вы женофоб.
— Вы отрицаете, что женщины по природе своей лживы?
— Естественно. Природа здесь ни при чем. — Улыбнувшись его понимающему взрыву смеха, она продолжала: — На протяжении человеческой истории все пишут о лживости женщин. Однако поэты и историки редко говорят о том, что, поскольку эти женщины жили в таких обществах, которые отказывали им в значимости, им приходилось использовать ложь, чтобы выжить.
— Я вас понял, — сказал он, кивнув. — Однако вы должны признать, что были и такие, которые использовали ложь, чтобы завоевать власть.
— Конечно, они это делали. Но сколько мужчин делали то же самое? Разница лишь в том, что когда женщина лжет, она делает это сознательно. А мужчины не отдают себе в том отчета. Они лгут не только женщинам, они обманывают самих себя.
— Занятно, — проговорил он. — А не хотите ли вы рассказать мне… что произошло между вами и Ледяным? Почему он взял вас сюда?
Она пожала плечами:
— Кто знает…
— Я думаю, вы знаете. Я также думаю, что вы знаете — какой бы ни оказалась причина, она не может быть особенно приятной.
Лэйкен рассмеялась.
— Нет, приятность не то слово, которое я использовала бы для описания Марка. Но мужчине не обязательно быть приятным, чтобы сходить по нему с ума.
Он вздохнул.
— Это неправда.
Когда она засмеялась, он сделал то же и слез со стола.
— Пора возвращаться. Послушайте, милая, я счел бы за честь, если бы вы позволили мне представить вас кое-кому из моих друзей и знакомых.
Хотя Леон был по-прежнему вежлив, Лэйкен нельзя было обмануть. Он был в высшей степени учтивым сотником, приглашающим бедного христианина узнать львов немного лучше.
Марк раздраженно поставил на стол свой бокал. Черт возьми, как он мог потерять ее? Уже почти час он повсюду разыскивал Лэйкен, но ее нигде не было.
Хотя он нарочно оставил ее одну, он предполагал, что она будет находиться там, где он сможет ее видеть. Сначала она рассматривала картины, а потом исчезла. Он даже пошел на стоянку и проверил, на месте ли джип.
И когда он уже решил, что пора прибегнуть к помощи Леона, чтобы найти Лэйкен, он ее увидел. Она была на другом конце залы, в центре группы гостей. Ее глаза — в данный момент ярко-голубые — искрились смехом. Леон стоял рядом, внимательно смотря на нее. Слишком внимательно. Он почувствовал укол ревности, особенно когда заметил, что Леон не единственный человек, кто смотрит на нее.
И другие мужчины не были голубыми.
Джеф Дэвис, высокий блондин справа от Лэйкен, владевший несколькими известными картинными галереями, имел обыкновение спать со всеми женщинами в зале, которым было менее шестидесяти и которые достигли брачного возраста.
Губы Марка злобно сжались, и он начал двигаться по направлению к ней. Но прежде чем он сделал два шага, Дэвис наклонился к Лэйкен и что-то сказал ей. С обворожительной улыбкой она протянула свой стакан Леону и пошла прочь с Дэвисом.
Обходя зал по краю, Марк игнорировал людей, пытавшихся заговорить с ним, и настойчиво пробирался к веранде. Когда он добрался до нее, оркестр заиграл танго. Другие пары расступились, чтобы посмотреть на Лэйкен и Дэвиса.
Марк сжал кулаки, стоя вместе с остальными. Никогда танго не казалось ему столь бесстыдно-эротическим танцем, как сейчас. Белое шифоновое платье обмоталось вокруг ее ног, а бедра Дэвиса крепко прижимались к ее бедрам, их тела терлись одно о другое, потом расходились и снова сливались вместе.
И все это время ее синие глаза горели воодушевлением, она была само удовлетворение.
Чтоб она провалилась.
В тот момент, когда смолкла последняя нота, а она продолжала улыбаться Дэвису, Марк оказался рядом с ними и крепко взял ее за руку.
— Следующий танец мой. — Он слышал, как резко прозвучал его голос, в котором чувствовался неприкрытый гнев, но он ничего не мог с собой поделать.
Лэйкен, очевидно, слышала то же самое. На ее лице появилось задумчивое выражение, пока Дэвис благодарил ее за танец. Потом она повернулась к Марку.
Несколько секунд они стояли друг перед другом, не двигаясь с места.
— Вы хорошо танцуете, — сказал он.
— В этом нет ничего удивительного, — сказала она с улыбкой. — Обыкновенный танец низшего класса. Когда умерли родители, я немного работала учительницей танцев.
— Я хочу, чтобы вы танцевали танго со мной.
Она кивнула в сторону оркестра:
— Но они играют вальс. Он притянул ее к себе:
— Хорошо, пусть будет вальс. Когда-нибудь мы станцуем и танго.
Она бросила на него быстрый взгляд из-под ресниц:
— Это похоже на угрозу.
— Очень может быть.
Было почти два часа ночи, когда они остановились перед дверью гостиничного номера Лэйкен. Открыв замок, она помедлила, а потом подняла глаза на него:
— Все было не так, как вы ожидали?
— Не так, — произнес он отрывисто. Наконец-то он не пытался этого отрицать.
— Вы хотели, чтобы я опростоволосилась перед вашими великосветскими друзьями, — сказала она, вздыхая.
— Да, верно.
Она окинула взглядом его сердитые, напряженные черты: