Казалось, какая проблема — найти мальчишку? На Гурина не произвёл особого впечатления дар ребёнка. Что с того, что он лечит разные болезни? Сам Гурин ничем не болел, если не считать изредка мучившего ступни ног грибка, и это для него было пустым звуком. Болеют крестьяне, жалкие земляные червяки, копошащиеся на своих крохотных участках, чем привлекают к себе всевозможную грязь. Может, ещё горожане, те, что победнее, живущие в узких тёмных улицах, где переплетаются запахи мочи и дешёвых харчей. Для Гурина в действиях мальчишки не было ничего от чуда. Он давно для себя понял, что существует лишь то, что можно потрогать, увидеть, в крайнем случае, услышать. Скорее всего, мальчик действительно кого–то вылечил, но вряд ли это было что–то серьёзное. Этот ребёнок зачем–то понадобился Правителю, но не обязательно это являлось для того жизненно необходимым. Тем не менее, найти мальчика было очень важным для Гурина. В случае неудачи последствия в его собственной судьбе могли оказаться какими угодно. И это несмотря на то, что он — редкий воин.
Правитель стоял у власти Всех Заселённых Земель достаточно крепко, чтобы не беспокоиться о неких индивидуумах, на которых и держалось его могущество. Остались считанные бароны, кто номинально не признавал себя вассалом Правителя. С одной стороны это несло в себе целый положительный пласт: централизованная власть имела плюсы для большинства слоёв населения, уменьшилось количество банд, состоящих из отморозков, повысился уровень жизни, хотя, как ни странно, и миграция людей достигла своего пика. Официально Правитель являлся тем, кого давно ждал простой народ. Однако реальность заставляла Гурина усомниться в этом.
Взять хотя бы двух воинов из его маленького отряда. В народе распространяли мнение о воинах Правителя, как о его лучших сынах, как о его гордости. Однако ни Камень, ни Шрам никак не подходили под это определение. Они скорее наводили на людей страх, чем уверенность за свои жизни, что надёжно защищены такими воинами. Это подтвердили поиски в Лизии. Люди пугались, отвечали невнятно, их приходилось переспрашивать, и присутствие Камня и Шрама лишь сгущало обстановку. Гурину пришло на ум, что некоторые поданные Правителя в дальнейшем могут нарочно послать их по неверному следу. То ли из чувства солидарности с мальчиком, то ли из–за ненависти к вооружённым людям, что стучатся в дом и требуют ответа.
И Гурин вместе с тремя своими людьми был бессилен против этого. Никто из них не знал мальчика в лицо, описание из уст перепуганных горожан не вносило ясности, и оставалось рассчитывать лишь на собственную прыть. На этом фоне короткая беседа с комендантом Лизии оказалась кстати. Тот уверенно заявил, что слухи о мальчике множатся с каждым часом, и, значит, нужный Правителю ребёнок действительно некоторое время находился в городе. Находился и пошёл дальше, то есть на восток. Комендант также добавил, что в близлежащие города отправлен гонец, и теперь гвардейцам будут оказывать всяческое содействие.
Впрочем, Гурин понимал, в деревнях нет коменданта, человека Правителя. И там люди тем более будут отчуждёнными. С другой стороны, прикинул он, обнаружить мальчишку нужно любой ценой, и не важно, какое впечатление останется после воинов Правителя.
Прервав преждевременные терзания, Гурин пришпорил коня, обходя своих людей. Те расступились, давая дорогу, и тоже пришпорили коней, чтобы не отстать.
ГЛАВА 7 Ошибка
Мальчику было лет десять, не больше. Худой, уставший. Позади явно долгий путь. И плащ. Длинноватый для его роста плащ. О чём–то подобном заикались крестьяне.
Драго стоял, делая вид, что отдыхает в тени тополя, сам же впился в ребёнка взглядом, выделив его из толпы ещё минуту назад. Мальчик двигался в потоке людей, что покидали Вальцирию. Он приближался к тому месту, где стоял монах, скрывавший свою рясу, и должен был вот–вот поравняться с ним.
Ещё не зная, тот ли кого он ищет, Драго испытал болезненный укол облегчения: окажись он здесь на четверть часа раньше, он вошёл бы в город и уже вряд ли бы встретил этого ребёнка.
Драго практически не спал две прошедшие ночи, с опозданием осознав, что совершил оплошность. Он рискнул проверить сначала Анохру и в одной из двух деревень, что лежали на пути к Лизии, получил подтверждение того, что мальчик, лечащий людей, действительно проходил здесь. Ни единым жестом не выпустив вспыхнувшего ликования, Драго возблагодарил Небо, столкнувшее его с крестьянами, направлявшимися в Анохру. Пойди Драго строго на восток, и он потерял бы время.
Однако в Анохре следов ребёнка не оказалось.
Драго метался по городу, представляя себя в разных обличьях в зависимости, кому задавались вопросы, и всё–таки вынужден был признать, что мальчик здесь не появлялся. Похоже, после одной из деревень, через которую недавно проезжал с крестьянами Драго, ребёнок свернул к юго–востоку. Он подтвердил предположение, что двигается, полагаясь на интуицию, не имея чёткого плана своего пути.
Пойдёт ли он в Вальцирию? Или же двинется дальше на юг, к Брезелю? Или, двинувшись опять на восток, мальчик вообще обойдёт Вальцирию, город в три раза более крупный, чем Лизия?
В этом имелась своя логика. Вальцирия может засосать его своими трущобами, переполненными различными недугами и напастями. Старх предупреждал, мальчик не вылечит всех, и с этим бессмысленно спорить. Так или иначе, Драго предстояло как можно скорее оказаться в Вальцирии, встретиться со связным и, уже отталкиваясь от новых данных, направлять свои поиски. Монах надеялся, что мальчик всё–таки войдёт в Вальцирию. Она лежала на его пути громадным муравейником, чей конвейер втягивает в себя всё оказавшееся поблизости, особенно ребёнка с таким ценным даром. Если это произойдёт, Драго имел шанс попасть в город прежде, чем ребёнок его покинет. Наверняка лечение задержит мальчика, и тогда Драго останется лишь идти по горячему следу. Или просто дожидаться у восточных ворот города.
Драго спешил, и лишь образ мальчика, сложившийся в сознании, остановил его, заставив заметить чем–то похожего на этот образ ребёнка. Присмотревшись, Драго признал, что мальчик выделяется из спешащих людей, и протолкался к противоположной обочине. Поток, что шёл от города, был значительно реже, и Драго получил возможность рассмотреть ребёнка прежде, чем тот приблизился.
Мальчик не спешил, в отличие от окружавших его людей в его движениях не было той суеты взрослых, каждый день для которых рождал груз прежних забот. И всё–таки в походке было что–то утверждавшее, что он чувствует здесь себя неуютно, желает уйти подальше и пусть на него никто не обращает внимания. Ребёнок озирался волчонком, который выбрался из опасной зоны, но до конца в этом не уверен.
Возможно, поэтому он и заметил направленный на него взгляд.
Он почти поравнялся с монахом, и у Драго почему–то возникло серьёзное сомнение относительно того, тот ли это мальчик. Не объяснимое логикой, просто нашептанное интуицией. Ребёнок проходил мимо, и, быть может, Драго выбросил бы его из головы, не зная в дальнейшем, корить ли себя или благодарить, однако мальчик почувствовал внимание постороннего человека, и на мгновение их глаза встретились. Короткий затравленный взгляд. Страх и горячее стремление спрятать глаза, так много выдававшие о своём обладателе.
Одна секунда, но она заставила Драго решиться. Ребёнок отвернулся, и, если бы не собственное пристальное внимание, у Драго возникла бы иллюзия, что этот взгляд ему померещился. Страх ребёнка крючком вцепился в мозг монаха. Драго приложил некоторое усилие, чтобы остаться в прежней позе и не протянуть к ребёнку подрагивавшие руки. Вокруг слишком много людей. Возможно, воины Правителя могли рассчитывать на то, чтобы никто не вмешивался, если они схватят ребёнка, но ни мужчина неопределённого рода занятий, даже объяви он, что принадлежит к талхам. Терпение, не сейчас.