Глава 2.
Обычаи веррителей входят в жизнь.
<p>
Прилюдная порка юного лихача Валеры Игнатьева произвела серьезное впечатление на жителей Среднекамска. Мало того, что другие скейтбордисты перестали столь безоглядно кататься по улицам, рискуя сшибить прохожих, так еще и рухнул психологический барьер, запрещающий наказывать малолетних хулиганов подобным образом. Полиция инициативы не проявляла, так что подвижки начались с низов, исключительно в частном порядке.</p>
<p>
К банщику Семенову, зарекомендовавшему себя в качестве умелого экзекутора, потянулись матери с просьбами преподать урок их отбившимся от рук сыновьям. Некоторые из мелких пакостников даже в школу еще не ходили и столь серьезной порки явно не заслуживали, но у Василия были для них в запасе и обтрепанные, не столь сильно пробирающие веники, и разные ремни, и, пока еще не кончилось лето, жгучая крапива. Даже та самая знаменитая лавка, сработанная на заказ для порки Игнатьева, оказавшись бесхозной, была перенесена в здание городской бани и заняла свое место в мужском предбаннике. Теперь ее частенько использовали по назначению.</p>
<p>
Любой труд должен оплачиваться, и Семенов ввел таксу на порку ослушников в зависимости от возраста наказуемого и серьезности проступков. Провинившегося в назначенное время приводили в баню, помогали ему раздеться догола (если сам не хотел) и передавали в руки банщика вместе с платой. С этого момента учесть пацана была предрешена. Для начала его заставляли вымыться с ног до головы, загоняли в парилку, поскольку распаренное тело становится чувствительнее, а когда он от пара малость одуреет и утратит готовность к сопротивлению, начиналась собственно порка, причем тут у Семенова были неограниченные возможности для импровизации.</p>
<p>
Для дошколят и младшеклашек наказание летом почти всегда начиналось с крапивы. Василий сжимал оба их тоненьких запястья одной своей левой ручищей, заставлял задрать руки над головой, а то и приподняться на цыпочки, после чего нахлестывал их пучком крапивы по всем чувствительным местам, пока мелкий шкет не наревется и не начнет умолять о прощении. Для самых маленьких и не сильно провинившихся наказание на том могло и закончиться, остальных ждала лавка, связывание в лягушачьей позе, охаживание ремнем или детским мартинетом по филейным частям до багровой красноты и, в случае самых серьезных проступков, немного розог. Тут уже и самые стойкие начинали каяться и клятвенно обещать никогда больше не совершать ничего подобного.</p>
<p>
С десятилетками и теми, кто постарше, Семенов обходился суровее. Подросток после парилки сразу попадал на лавку, надежно на ней фиксировался, после чего его можно было без особых проблем обрабатывать всеми доступными орудиями наказания. Крапива здесь тоже нередко пускалась в ход, но только в качестве закуски перед основным блюдом. Потом неизменно шел в дело ремень или мартинет, пока ягодицы наказуемого не становились раскаленными на ощупь, после чего экзекутор обязательно переходил к розгам. Даже не за самые серьезные проступки полагался минимум десяток ударов, а за воровство или курение могло влететь и полсотни. В любом случае порка прекращалась не раньше, чем наказуемый разревется. "Стойких оловянных солдатиков" Василий не выносил и всячески старался сломать, нанося удары сильнее и по самым чувствительным местам, например между ягодиц. Тут уж не выдерживали и самые упрямые.</p>
<p>
С началом осени крапива пропала, но взамен ее в городском секс-шопе Семенов приобрел мягкую плетку, которой сколько ни бей - кожу не рассечешь, хотя больно будет, и разогревал ей провинившихся от души перед основным наказанием. Надо ли говорить, что для всех среднекамских мальчишек баня вскоре стала самым страшным местом в городе. Даже если ты не чувствуешь за собой серьезной вины и просто пришел туда с отцом попариться, ты никогда не можешь быть уверен, что родитель вдруг не вспомнит про какой-то твой давний косяк и не сдаст тебя после парилки жуткому банщику на расправу.</p>
<p>
Разумеется, некоторые из наказанных по старой привычке бросились жаловаться на побои, вот только никто почему-то не спешил теперь прислушиваться к их стенаниям. Опекунская служба словно испарилась и перестала изымать детей из семьи. Ходили слухи, что ее разогнал лично Феоктистов, когда какая-то ретивая опекунша попыталась вступиться за права высеченного Валерия Игнатьева и даже заикнулась, что неплохо бы проверить условия проживания в семье Виоритов. Поняв, какую беду может принести одна инициативная дура, мэр для профилактики поувольнял всех. Полицейские, узрев иногда своих постоянных клиентов, жалующихся теперь, как жестоко с ними обошлись, говорили порой, что тем еще мало досталось и что будь на то их воля, этим пакостникам не один день приходилось бы спать исключительно на животе. Городской прокурор, тот просто не желал замечать столь явных нарушений закона, а точнее, почитал теперь за законы указания Далина. Раз даже юных вестроносцев, практически живых богов, считается полезным наказывать розгами, то для простых смертных и подавно никаких ограничений в этом деле быть не может, разве что за исключением слабого здоровья, но и тут Далин, если вдруг потребуется, подсобит. Ну и кому теперь прикажете жаловаться? Не Далину же, который тут теперь самый главный и которой, собственно, и ввел этот обычай в оборот!</p>
<p>
Плачь-не плачь, а лучше самому научиться следить за своим поведением, чтобы не попасть под розги! У некоторых малолетних шалопаев вдруг неожиданно прорезалась сила воли, удерживающая их от нехороших поступков. Другие стали элементарно бояться еще один раз попасть под розги. Воспоминания о нестерпимо болящей попе мигом расхолаживали, когда их подмывало совершить очередную пакость. Нашлось, правда, и несколько неисправимых, которых никакие розги не могли отвратить от антиобщественных деяний, но и на них нашлась управа в виде все того же Далина. Надавить вестрой так, чтобы жутко заболела голова, внушить ужасные галлюцинации, от которых самостоятельно не избавишься и напоследок пригрозить навсегда свести с ума - тут сломаются и самые стойкие.</p>
<p>
Когда пацанов Среднекамска в массовом порядке заставили вести себя прилично, родители стали мечтать о том, чтобы как-то окоротить и чересчур отвязных девчонок, которые и курили теперь куда чаще своих сверстников, и матом порой ругались так, что уши вяли. Семенов тут уже помочь ничем не мог, но в той же городской бане нашлась пара крепких и решительных банщиц, готовых взять на себя аналогичные функции. Таким образом, уже с зимы среднекамских красавиц тоже повлекли на расправу и равноправие полов восстановилось. К лету в городе уже с ужасом вспоминали о тех временах, когда здесь запрещено было пороть детей.</p>