И вот как-то раз весной они очень скромно и стыдливо занялись любовью друг с другом. А утром проснулись и по отдельности пошли совершать омовения. Вот одна из них моет личико, проводит пальчиками по спинке носа и думает: "Что-то не так! Был у меня носище прямой и широкий, а теперь тоненький и горбатый. И сила уже не та". Посмотрелась она в море и увидела, что ее тело теперь маленькое и слабое, какое было прежде у ее ночной подруги. А другая чувствует, что у нее какая-то не такая душа - очень уж боязливая; посмотрелась в воду и она. И тут обе возопили: "Горе мне! Стыд и позор на мою голову!"
Видишь, они поменялись то ли душами, то ли телами - и душа блондинки считала себя Я, и ее отделенное тело тоже думало, что оно и есть Я. А чернушка как бы оцепенела или потеряла сознание.
С тех пор подруги то скандально ссорились и возбуждали этим все общежитие, то пытались снова заняться любовью и обменяться телами, но ничего у них не получалось - разве что в белых волосах вдруг появилась черная прядь.
Тогда подходит блондинка к чернушке и говорит: "Надо как-то спастись. Иначе кого-то из нас, верно, похоронят". Та, мечтательница, только расплакалась. Уж подруга ее и утешает, и шепчет, что никто, мол, девственности еще не лишился, а та все плачет-заливается. Несколько дней они думали, а потом испросили позволения пойти на покаяние и дальше к Сердцу Мира.
Странствовали они не слишком долго, а Молитвенная Мельница выкинула новой чернушке пустую карту и на теперешней блондинке совсем застопорилась. Дежурный жрец не знал, что делать дальше, и потому отвел их к бывшему епископу.
Это был тот самый Медный Змий Герма, который и затеял все эти новые странности с охотой на богов и Молитвенной Мельницей. Он, тогда еще совсем не старый, славился образцовой воздержанностью, обширными знаниями и был тихо влюблен в своего начальника живописцев, первого из пилигримов; бывший епископ считался человеком крайне дотошным и довольно вспыльчивым и не забывающим ни зла, ни добра - уж ему ли не знать, что с этими дурочками делать? Они, видимо, ничего о себе дежурному жрецу и не рассказали.
Медный Змий только разок посмотрел на них и кое-что понял. Тут чернушка решительно исповедовалась ему за обеих, а скромная блондинка разве что глазки прятала от стыда. Епископ выслушал одну, постарался разговорить другую и решил так: "Своей властью книжника к Морю я вас не пропущу. А с Зеленым Королем, если все-таки пойдете, договаривайтесь сами". Почему да отчего - возопили обе. Он ответил и на это: "Несколько лет назад в меня вселился неподходящий бог - это боги сами решили послать его, я не выбирал. Мне это почти стоило жизни и навсегда лишило дружбы Зеленого Короля. А бог стал безобразным, яростным и беспомощным. Подумайте, упрямицы - вот придете вы к Сердцу Мира, гонимые желанием и враждою, и что тогда будет и с вами, и с богами? Заклинаю вас, вернитесь - если не в свой храм, то домой, и постарайтесь расстаться мирно".
Но одержимые полудевственницы не послушались, да и не были обязаны - решение принимает только сам пилигрим, а власти у Медного Змия к тому времени осталось немного. А епископ Герма не мог даже весточки послать Зеленому Королю, ему это было строжайше запрещено. Было лето, и его любимый живописец жил у супруги в Аннуине, а там его не найдешь и не попросишь удержать двух бесноватых. Что ж, жрицы вежливо попрощались и встали, а епископ спросил: "Вы знаете, у вас ли сейчас моя сестра, почтенная дева Доната?". Тут впервые нежным голосом высказалась белокурая: "Сестра Доната уже семь лет как вышла замуж за придворного" - "Что ж, а я хотел передать ей привет..." - "Я постараюсь", - улыбнулась ему прекрасная дева.
А дальше я не знаю - то ли они дошли до Сердца Мира, то ли нет. И как к ним отнеслись боги, тоже не знаю. Только вот блондинка - то ли вернувшаяся в свое тело, то ли одержимая душою любовницы, принесла мне прекрасную чернокудрую голову - она теперь там, на колу, - он махнул рукой куда-то за святилище.
- Мастер порога, - осторожно вопросил я, - а для чего ты нам это рассказал?
- Не столько вам, сколько тебе, бледная немочь. Берегись вашего воина - ты его ненавидишь, а он на тебя обижен. Мужчин так вяжет только вражда.
- Что ты говоришь? Мы только что помирились.
- Мир вообще недолговечен, а уж такой в особенности.
Бертран вернулся, затягивая зубами на предплечье носовой платок. Он был бледен, но не зеленоват, и его больше не трясло.
- Благодарю вас, старцы! Я отдал кровь богам, и мне сразу стало хорошо.
- Ну-ну, - пробурчала голова, - у тебя с похмелья к голове кровь прилила, а теперь вот отпустило.
- А не мало я отдал? Не больше чаши - не мало?
- Капли бы хватило, маленький воин.
Старик как-то легко рассмеялся. Пока он рассказывал свою историю, близнецы отползли назад прямо на задницах, и в суховатой грязи остались четыре длинные рытвины.
- Эй, парочка, остаетесь?
- Нет, нет, - заверещали и Сумочка, и Косынка, - мы не можем...
- Тогда не удерживаю, - почти весело согласился старец, - Все равно вернетесь.
И мы покинули его, ушли, но не назад.
***
Той ночью видел я четыре видения. И по сию пору сны я толкую неважно; жрецы и лекари называют сновидения Путем Царей, но, думаю я, путь этот ведет богов к людям, и часто им все равно, ведом ли людям их сложный язык; но людей на встречу с богами толкает нечто другое.
Сначала виделось мне Лобное Место и кол на нем. На кол был посажен жрец, носатый, с безобразным угловатым лицом и горбатыми носом, маленький, в окровавленных и выпачканных дерьмом одеяниях проповедника. Руки его были свободны, и он поднял палец к небесам. По выражению лица казалось, что он не призывает кары и не проклинает, а в великой тревоге хочет кого-то, а, может быть, и всех, предостеречь. Но я стоял далеко и не слышал - и никто не слышал. Подул пыльный ветер, и сонное видение изменилось.
Теперь стоял я, невидимый и неслышный, бездыханный, в лавке книжного торговца. Торговец этот, из черноглазых сынов пустыни, был одет в халат с зелено-золотыми полосами и зеленый же головной убор из шелкового полотнища, заколотого золотой булавкой. Он неподвижно сидел на толстой подушке и говорил, соблазняющее улыбаясь:
- Разве умеете Вы читать? Не-ет, читать Вы ни в коем случае не умеете и уметь не хотите. Возьмите, эффенди, книгу не для того, чтобы высосать оттуда сведения и бросить - купите ее, чтобы изменить самого себя, чтобы понять себя и стать неодолимым, а потом возвращаться к ней снова и снова, как к возлюбленной. Вижу, Вы так и не поняли... Вот, например, книга знаменитого пророка Йонатана Бен-Микаэля о картежнике, который сначала полюбил, а потом разлюбил женщину не во имя золота, а во имя игры - перевлюбился, так сказать... Книга эта имеет волшебное свойство - если прочтет ее влюбленный, а любовь его поверхностна, то она исчезнет; если же крепка, то станет необратимой. Или же вот сочинения яростного и скромного Андреса Клемента: он похож на жеребенка, который по недоразумению привязался не к кобыле, а к телеге, и теперь погибает от истощения, потому что нет у нее молока. Но все это - не для брезгливых и не для трусов...
А стоял перед ним молодой аккуратненький евнух в богатых одеждах: он зашел всего лишь купить сочинения о том, как управлять имением, и теперь, растерянный, стоял, не понимая торговца и обижаясь втайне. Он вышел, ничего не купив, и видение преобразилось снова.