— Кто из нас нездоров мы знаем лучше, — пробормотал Мастер и пошел выполнять приказание.
ПРАВО
Человек вошел в банк. Подойдя к молодой кассирше он протянул ей маленький саквояж и спокойно сказал:
— Все, что вы имеете, положите сюда.
Она увидела дуло револьвера и стала поспешно складывать деньги. Но в силу тренировки нажала ногой и на педаль тревоги.
— Быстрее! Быстрее! — командовал он.
Получая саквояж, он понял, что тревога уже дана. Щелкнул сухо выстрел и молодая девушка, поникнув, мягко опустилась на пол.
По залу торопливо шел охранник, взглядом отыскивая в толпе грабителя. Они встретились. Вновь прозвучал выстрел и охранник, падая, выхватил по заученному свой револьвер. Но это было поздно.
Человек вышел на улицу, не торопясь сел в автомобиль и отъехал от банка. С пронзительными сиренами приближались полицейские машины.
Человек, проехав два квартала, остановился у дома. В приемной его встретила приветливой улыбкой секретарша.
— Могу ли я вам помочь?
— Да, я хочу быть замороженным.
— Садитесь. Прочтите, пожалуйста, условия и…
— Мне безразлично, — сухо прервал он. — Я хочу это проделать сейчас же, не откладывая.
— Тогда пройдите, пожалуйста, к тому столу.
Он подошел и без приглашения сел в кресло. Сидевший за столом чиновник пытливо оглядел его.
— Вы, наверно, знаете, что процедура замораживания стоит довольно дорого?
— Я имею деньги.
Чиновник вынул анкету и началась обычная проформа — имя, фамилия, адрес… Помедлив, чиновник спросил:
— Вы имеете заключение врачей о вашей болезни? Оно должно быть составлено по нашей форме, чтобы медики в будущем могли по поставленному теперь диагнозу начать ваше лечение.
— Я абсолютно здоров.
Чиновник недоуменно посмотрел на него.
— Но мы должны записать, почему вы хотите быть замороженным. Это необходимо для наших сегодняшних властей.
— О, теперь я понимаю, — сказал посетитель. — У вас все отчаявшиеся больные, которые хотят быть излеченными будущей медициной. Очень неприятно, что я окажусь среди них. Но дело вот в чем. Я, как это вам сказать … человек крайней морали. Я думаю, что я перерос наше общество. Понимаете? С моей моралью я имел бы большой успех, когда общество будет нивелировано и все будут… ну, как бы одинаковы. Но этого писать, конечно, не надо. Давайте напишем так: по моральным соображениям не могу жить в современном обществе, а хочу жить в обществе будущего, — он помолчал. — Кто знает, может быть это даже будет импонировать будущим властям. А что подумают наши власть имущие, мне безразлично.
— Хорошо, — ответил чиновник и записал просимое.
— Когда вы хотите начать жить снова?
— Как вы думаете, когда наступит будущее организованное общество духовно безликих людей? Какой срок вы даете?
Чиновник задумался.
— Трудно, конечно, сказать. Я думаю, что лет на сто-двести нас еще хватит.
— Хорошо. Возьмем сто пятьдесят лет.
Чиновник поставил жирным карандашом число 150 и сказал:
— Как будто бы все. Нет, еще одно. Ваш мозг будет как бы в полусне. Вы хотите, просто, спать или путем электрогипноза слушать, например, музыку?
— Да, это было бы неплохо.
Чиновник мягко улыбнувшись ответил:
— Но за это дополнительная плата.
— Я согласен.
— Какую музыку вы предпочитаете?
— Я хотел бы классику… нет, лучше, пожалуй, популярную! Надо хоть немного и развлечься! — и он в первый раз улыбнулся.
Чиновник записал. Затем, еще раз прочитав заполненную анкету, он взял отдельный бланк и проставил на нем стоимость процедуры замораживания, хранения и будущего обслуживания. Сколов все вместе, он передал посетителю.
— Прочитайте и распишитесь. Затем, пожалуйста, к кассиру.
Когда клиент расплатился, в задней стене открылась массивная дверь и служитель в белом халате пропустил посетителя в гибернакул.
Секретарша, обращаясь к чиновнику, сказала:
— А он мне не понравился. И я думаю: имеем ли мы право, не зная клиентов, переправлять их будущим поколениям? Ведь среди них, наверно, есть и недостойные!
Чиновник взглянул на нее, но ничего не ответил.
ДИАЛОГ
— Вы стремитесь разрушить все созданное человечеством. Все духовное вы сменяете материализмом, который и ведет к всеобщему разрушению.
— Мы ничего не разрушаем. Современная общественная система отжила и, хотите вы или не хотите, она уступит место новому. Мир перестраивается на основе упразднения старых отживших форм и попыток нахождения новых.
— Для нас ясно одно, что наши ученые, философы и церковь не учли, не предусмотрели чего-то и человечество идет к гибели.
— Ваш страх основан на том, что рушится привычное вам. Попытайтесь взглянуть по-новому на современные события и вы увидите необходимость совершаемого.
— Я твердо знаю, что на развитие истории влияют Провидение, Природа и Человек. Изменить это ни вы, ни я не можем.
— Я заменю ваше слово Провидение — богом. Да, мы отказываемся от его признания. Природа же в основном покорена нами. И тогда остается только он — Человек!
— В этом и есть ваше величайшее заблуждение и трагедия нашего времени. Отрицая духовную сущность человека, вы превращаете его в компьютера-робота. Он у вас без юмора, любви, печали, чувствования природы, ощущения солнца … Выводы о будущем можете делать сами!
— Нет, это совсем не так. Мы считаем, что смена застывших форм ведет к новым, широким возможностям вскрытия неизвестных особенностей человека, его новой высшей морали и этики. А все это приведет к духовному, более совершенному, преображению человечества.
Они сидели в кафе на крыше небоскреба. Многомиллионный город-чудовище, порождение современности, обуреваемый человеческими страстями шумел и извивался у их ног.
Наступал вечер. Город покрывался мириадами огней.
— Я теперь знаю, кто вы, — сказал первый. — Вы новое порождение — смешение идеализма и материализма, зла и добра. Мы терпим крах, но и вы потерпите крах. Сколько вас? Единицы! Вас и ваши мечты снесет, размельчит и уничтожит толпа: сотни, тысячи, миллионы людей, лишенных вами духовных устремлений. И это будет катастрофой человечества!
— Может быть, — ответил второй, — может быть, — повторил он. — Но мы не можем оставаться бездеятельными, мы должны продолжать начатое.
Совсем стемнело.
Беспредельное море огней сказочно сверкало и переливалось.
Они долго молчали.
— Который час? — устало спросил один.
— Мой друг, — сказал улыбнувшись второй, — кто-то говорил, что время — ничто. Важны его последствия!
