Я заметил, что и Алик с Сапаном тоже нет-нет да и поглядят на солнце.
— Четыре пальца осталось, — сказал Сапан, сощурившись и прикидывая на пальцах вытянутой руки расстояние между солнцем и горизонтом. — Скоро домой.
Он улыбается, улыбаюсь и я. По правде сказать, я устал, и опять захотелось есть.
Наконец солнце коснулось горизонта.
— Шабаш! — громко крикнул Миклай.
— По ко-оням! — подхватил Алик.
Мы вмиг распрягли лошадей, распустили постромки. Я перебросил концы постромок через спину Томаса, связал их у него под животом, потом, подпрыгнув, забрался на коня и уперся в них ногами, как в стремена. Тут ко мне подскакал Алик и осадил своего Буяна, чуть не столкнувшись со мной.
С криком, размахивая палками и нещадно колотя пятками в тощие бока лошадей, мы поскакали по редкому леску. Когда-то здесь был густой еловый лес, потом его вырубили, и теперь вырубка заросла молодыми березками и осинками.
Мы промчались через всю вырубку, сшибая на ходу палками, как саблями, тонкие ветки. Повернули обратно и промчались еще раз.
Потом Алик остановился и поднял руку:
— Ребята, так играть неинтересно. Носимся как угорелые, и всё. Давайте сыграем в войну по-настоящему.
— А как? — спросил Петюк.
— Разделимся на два отряда и будем воевать отряд против отряда.
— Правильно! — закричал Миклай и замахнулся блестящей, очищенной от коры палкой на Сапана. — Сейчас я тебя зарублю!
Сапан пригнулся и подставил навстречу удару свою палку-саблю.
— Это мы еще посмотрим!
Завязалась самая настоящая схватка. Лошади топтались на месте, задевая друг друга боками, а Сапан с Миклаем размахивали саблями.
Мы окружили их и, не спуская глаз, следили за боем.
Вот Миклай начал теснить менее поворотливого Сапана.
— Сапан! Сапан! Не поддавайся! — кричат одни.
— Миклай, вперед! — кричат другие.
Миклай уже несколько раз задел палкой Сапана, а один раз так вытянул по спине, что Сапан даже охнул.
— Ах, ты так!.. Ты так! — сквозь зубы бормочет Сапан и, не обращая внимания на сыплющиеся на него удары, упрямо старается стукнуть Миклая по голове.
— Стойте! Стойте! — закричал Алик. — Так вы всерьез подеретесь!
— Стой, Миклай! — поддержал Алика Кориш. — Еще не хватает, чтобы вы друг другу головы разбили. Потом отвечай за вас.
Миклай и Сапан нехотя разъехались.
— Воевать будем четверо на четверо, — сказал Алик. — Как дотронешься до противника саблей, так считается, что он ранен. В первый раз — легко ранен, во второй — тяжело, а в третий — убит. Понятно?
— Понятно! Понятно! — закричали мы. — Давай играть!
В наш отряд вошли Алик, я, Сапан и Петюк, а Миклай, Кориш, Япык и Онтон — наши противники.
Отряды разъехались в разные стороны: мы — к ельнику, они — к оврагу за осинник.
Укрывшись в елках, мы устроили военный совет.
— Я знаю Миклая, он обязательно придумает какую-нибудь хитрость, — говорит Алик. —Только и мы не лыком шиты. Будем действовать по всем правилам военной науки. Предлагаю такой план действий...
— Ну давай, — говорю я, — только скорей...
— У Миклая отряд сильнее нашего, — начал Алик.
— Конечно, — сказал Сапан, — у нас Петюк, а у них Кориш.
— Миклай будет стараться ударить в лоб, — продолжал Алик, — значит,
нам надо уклониться от атаки, обойти его и ударить с тыла. Виктор останется здесь, в ельнике, и будет отвлекать на себя внимание противника, а мы объедем вырубку стороной и, когда Миклай пойдет в атаку на Виктора, выскочим сзади.
Алик, Сапан и Петюк ускакали, я остался в ельнике.
Сначала все было спокойно. Потом вижу — на другой стороне поляны шевельнулись кусты: их разведчик, понял я. Я как будто ничего не замечаю, стронул Томаса с места и высунулся из-за елки. Разведчик меня увидел и быстро пополз обратно, только ветки над ним закачались.
Через несколько минут слышу — скачут. На поляне показался вражеский отряд в полном составе: Миклай, Кориш, Япык и Онтон.
— Ура-а! — закричал Миклай. — Мы вас обнаружили! Выходите драться!
«Эх, только бы наши успели! — притаившись в ельнике, думаю я. — Только бы успели!»
— Эй, вы, выезжайте на поляну! — кричит Миклай. — Струсили?
Я молчу.
— Все равно выгоним вас из леса! — кричит Миклай.
Тут я увидел за его спиной Алика, Сапана и Петюка, скачущих по вырубке. Миклаю и его отряду наших не видно.
— Это мы струсили? — громко крикнул я и ударил Томаса в бока. — В атаку! Ура-а!
Я поднял саблю и помчался навстречу Миклаю.
Вижу, Миклай скачет ко мне, а остальные что-то медлят. Наверное, они заранее договорились, кому с кем сражаться, и теперь ждут, когда из леса покажутся Алик, Сапан и Петюк.
— Алик, Сапан, Петюк, за мной! — скомандовал я.
Моя хитрость удалась: Кориш ударил пятками коня и помчался за Миклаем, Япык и Онтон — за ним.
Мы встретились с Миклаем на самой середине поляны. Я почувствовал, как моя сабля ткнулась в него, и в тот же момент ощутил, что и его сабля коснулась моей руки.
— Ты ранен, ранен! — закричал Миклай.
— И ты ранен!
— Я не ранен!
— Ранен! — крикнул я и еще два раза подряд ударил Миклая по плечу. — Теперь убит!
— Сам ты убит!
Кориш, Онтон и Япык подскакали к нам и окружили меня. Но в это время сзади их послышалось громкое «ура», и наши противники даже не успели повернуть коней, как все оказались сраженными.
— Мы победили! — объявил Алик.
— Победили! Победили! — радовался Петюк и кричал громче всех. — Мы победили!
— Чего разорался, победитель? — сердито оборвал его Миклай. — Сопли сначала утри.
— Все равно мы победили! — не унимался Петюк.
Миклай схватил его за рукав и дернул изо всех сил. Петюк взмахнул другой рукой и полетел прямо под ноги лошадям.
— Ой, мамочка! — испуганно закричал Петюк, и в следующую минуту послышался его отчаянный рев.
Мы все очень испугались: ведь лошадь могла ненароком зашибить его и даже ударить копытом в висок.
— Что с тобой? — бросился к Петюку Алик. — Вставай скорее!
— Ой, мамочка! — причитал Петюк. — Ой, больно! Ой, мамочка!..
Правда, скоро выяснилось, что Петюк только ушибся и ревел просто от страха, но настроение у нас было испорчено и играть мы больше не стали.
Глава вторая
Частенько, собирая после ужина посуду со стола и отворачиваясь от наших голодных глаз, мать вздыхает:
— Всю нашу жизнь порушил Гитлер проклятый. Мы-то ладно, живем в тихом месте. А каково нашему отцу?.. Может, и не вернется... — Она смахивает набежавшую слезу и вздыхает еще глубже. — Там-то, на фронте, ни дома, ни крыши... И постель и перина — сырая земля. Да и еда, небось, не каждый день бывает...
Мы слушаем мать и тоже вздыхаем.
Бои на фронте усиливаются. Я читаю в газетах все, что пишут о войне, читаю о подвигах наших героических солдат, о партизанах, о том, что не только взрослые бесстрашно борются против врага, но и дети. Иной раз я думаю с сожалением: «Жаль, что я живу не в прифронтовой полосе. Жил бы я там, где идет война, я бы тоже помогал Красной Армии или партизанам».
Думаю, думаю... и о чем только не передумаю!
Вот я становлюсь невидимым, пробираюсь в Берлин и убиваю Гитлера. Потом представляю себя партизаном. Я действую храбро, умело. Летят под откос вражеские поезда, взрываются склады с боеприпасами — это все дело моих рук. Меня представляют к награде и доверяют мне командование отрядом...