Как красиво сияла луна вечером! Один из высших сановников свиты наследника пришел во дворец, чтобы двери комнаты Мия-но Найси, но ему никто не ответил. Тогда он подошел к моей двери. Я слышала, что кто-то ходит по коридору, но была слишком уставшей и сделала вид, будто меня нет дома. «Есть здесь кто-нибудь?» — снова спросил гость, и тут в коридоре появился управитель дворца государыни. Теперь уже я больше не могла притворяться и отозвалась. «Мне вы не отвечаете, но уж управителя дворца не можете игнорировать, так? Это естественно, но не слишком-то вежливо», — укоризненно сказал пришелец, но в его голосе не было ноток раздражения. По мере того как сгущался мрак, луна светила все ярче. Тут он начал напевать песню «Славный летний день», а потом попросил отворить дверь. Было не слишком прилично держать придворных такого высокого ранга снаружи и говорить с ними через дверь, но дверь я все же не открыла, хотя
В первый день одиннадцатого месяца младенцу исполнилось пятьдесят дней. Придворные облачились в парадные одежды. В целом все собрание напоминало больше всего какое-нибудь поэтическое состязание. С востока помост, на котором лицом к югу* сидела государыня, отгородили рядом занавесок, протянувшихся до самой галереи. К западу стоял стол вдовствующей государыни, на которой было одето пятислойное кимоно светло-зеленого цвета и красная верхняя накидка. Государыне за обедом прислуживали дамы Сайсё и Са-нуки. Волосы их были украшены лентами. Госпожа Дайнагон прислуживала наследнику, место которого находилось к востоку от стола государыни. В восточном конце зала, за чуть приподнятыми занавесями, ожидали придворные дамы Бэн-но Найси, Накацукаса и Косёсё; я тоже стояла там и могла прекрасно видеть все происходящее. В тот вечер кор-
ин получила позволение на ношение благородных цветов. Она взяла наследника на руки и передала его Ми-тинага, который тихонько появился в зале и теперь стоял с ребенком на руках в неверном свете факелов. Сцена была чарующая. Митинага стал потчевать младенца, которого по случаю праздника нарядили в красную парчу, рисовыми лепешками. Места для придворных находились в западной части восточного крыла здания; здесь же сидели и двое министров. После окончания церемонии они вышли на улицу и взошли на мостик в саду. Было заметно, что все они изрядно пьяны.
Так как факелы уже догорали, в зале приказали зажечь лампы. Митинага распорядился принести корзины с кушаньями, которые составили на веранде. Некоторые из корзин следовало сразу отнести на кухню, потому что следующий день был объявлен гадателями несчастливым и постным.
буковой занавесью, и спросил, можно ли начать вызывать придворных. После этого все начали по очереди подходить к помосту; первым пошел сам Митинага. Дамы встали в два или три ряда за занавесями. Правый министр, приплясывая, подошел и, приподняв занавесь, взглянул на сидевших за ней Дайнагон и Косёсё. Они засмеялись, заметив при этом, что министр уже староват для подобных шуток. Он же, не чувствуя, что уже переходит все границы, начал отбирать у дам веера, отпуская при этом непристойные шутки. Начальник свиты наследника взял большую чашу с сакэ14, затянул песню и начал танцевать — надо заметить, что танцевать он умел очень неплохо. В другом конце зала, при-
до дна — это считалось честью.
слонясь к дверному косяку, стоял начальник Правой стражи, разглядывавший одежды дам, видневшиеся из-под занавесок По этому поводу дамы обменялись замечаниями, что он, в отличие от прочих, ведет себя весьма достойно и сдержанно. Он неохотно принял чашу с сакэ и затянул песню «Тысяча и десять тысяч лет». «Я думаю, что госпожа Мураса-ки должна быть где-нибудь здесь!» — воскликнул начальник Левой стражи. Мне очень хотелось ответить что-нибудь наподобие: «Что ей делать в этом месте, где нет никого, кто хоть немного бы напоминал принца Гэндзи?» Правый министр велел принять чашу с сакэ придворному третьего ранга Санми-но Сукэ. Когда тот проходил мимо хранителя императорской печати, последний вдруг залился пьяными слезами. Один из советников государя заигрывал в углу с госпожой Хёбу. Премьер-министр благосклонно слушал даже непристойные шутки. Это была ужас-и мы решили спрятаться за какой-нибудь занавесью. Когда мы уже почувствовали себя в безопасности, занавеску подняли и в наше убежище с шумом ввалились сыновья Митинага вместе с советником Канэтака и самим Главным министром. «Пусть каждая сочинит по стихотворению — тогда я вас отпущу», — сказал Митинага. Я была испугана и чувствовала себя беспомощной; второпях я сложила так:
14
На пирах по кругу ходила чаша, в которую помещалось до двух литров жидкости. По идее каждый гость должен был выпивать ее до дна — это считалось честью.