■к
Госпожа Саэмон-но Найси питает ко мне необоснованную ненависть. Сперва я не догадывалась об этом, но потом узнала, что она плохо отзывалась обо мне за моей спиной. Однажды государю читали вслух мой роман «Повесть о Гэндзи», и он сказал: «Она одарена и, к тому же, кажется, читала японские исторические хроники». Саэмон услыхала эти слова и начала рассказывать всем и каждому, будто я очень горжусь своими знаниями, положив начало сплетням о моем высокомерии и дав мне прозвище «госпожа исторические хроники» — вот уж смешно! Я не хвасталась своими знаниями даже перед подругами в родительском доме, с какой стати мне было делать это при дворе? Когда мой старший брат Сикибу-но Дзё был еще ребенком, он учился читать по «Историческим хроникам»18, а я сидела рядом и слушала, иногда впитывая знания даже быстрее него.
Мой отец, любивший знания, несколько раз говорил, что мне стоило родиться мальчиком, но от других людей я не раз слышала, что даже мужчине не пристало гордиться этим, и забросила учебу. Постепенно я стала забывать письмо и долгое время вообще ничего не читала.
Так что мне были тем более неприятны слова госпожи Саэмон, и я изо всех сил старалась опровергнуть их своим поведением. Но государыня попросила меня почитать ей вслух стихи Бо Дзюйи28, а потом она загорелась мыслью изучить их, и я помогала ей, начиная с лета позапрошлого года, знакомиться с содержанием второй и третьей книг его поэтического сборника. Мы изо всех сил старались скрывать это, но император и Митинага все же узнали о наших занятиях, потому что последний постоянно приносил государыне много поэтических рукописей. Но мне кажется, что Саэмон так
и осталась в неведении, потому что, если бы она что-нибудь узнала, то никак не упустила бы такой возможности позлословить.
Этот мир полон печалей и забот, но больше я не собираюсь бояться будущего. Что бы другие ни говорили обо мне, я решила всем сердцем обратиться к будде Амидхе29 И когда мой разум полностью освободится от бремени всего мирского, ничто не сможет помешать мне удалиться в какое-нибудь святилище. Но, хотя я твердо решила восстать против мирских страстей, я опасаюсь, что мне придется долго бороться с ними. Мой возраст подходит для того, чтобы обратиться к религии. Обычно считается, что чем старше человек, тем больше подходят ему мысли о душе и чтение молитв, но это ведь не совсем так — с возрастом ум притупляется, и, часто, за молитвами не стоит никакого душевного порыва. И пусть люди думают, что я всего
д'
порыв от этого не иссякнет. Главное — не закоренеть в грехе и найти в себе силы обрести надежду. Но все чаще мне кажется, что горести моей жизни напрямую связаны с предыдущими инкарнациями, и от этих мыслей веет тоской.
Письмо Мурасаки-сикибу неизвестной даме
Хотелось бы мне рассказать вам обо всем — хорошем и плохом, что происходит в моей жизни и что я не могу доверить бумаге. Вы устали от жизни так же, как и я, и мне бы хо ге-лось узнать, хоть немного, о том, что вы чувствуете. В то же время мне было бы неприятно, если бы мои сокровенные мысли, которые я вам доверяю, стали бы известны тем, кому
ных наделала кукольных домиков. С тех пор я не получила ни одного письма, а самой мне писать тоже не хочется, и я думаю, что это правильно. Получив это письмо, пожалуйста, верните его мне как можно скорее. Должно быть, оно выглядит не слишком опрятно; если вам встретятся слова, написанные неразборчиво, пропускайте их.
Мои мысли были полностью заняты событиями и людьми — я слишком привязана к этому миру. Но что я могу7 поделать?
Ранним утром одиннадцатого дня Первого месяца государыня уезжала в храм Ёнрикудзи, что на горе Хиё. Ее сопровождала супруга Главного министра, а прочие придворные должны были добираться по воде. Я опоздала и добралась до храма лишь поздним вечером, когда там уже вовсю шла служба. Потом почти все санов-забавно. По окончании этой службы придворные помоложе пошли кататься на лодке — на весла они уселись сами, и им было очень весело. У восточного крыла храма прямо у входа над ручейком был перекинут изящный мостик На нем, опершись на перила, стоял начальник свиты наследника Таданобу. Появился Митинага, который перекинулся парой слов с госпожой Сайсё и быстро ушел. Государыня еще не ушла в свои покои, поэтому мы чувствовали себя немного скованно. И внутри, и снаружи храма было чудо как хорошо. На небе появилась бледная луна, и люди в лодке затянули песни. Среди них сидел и уже пожилой Главный казначей Масамицу. Ему’ было неудобно петь вместе с остальными, поэтому он напустил на лицо маску обеспокоенности, что выглядело довольно забавно — некоторые дамы даже не могли удержаться и тихонько посмеивались. Кто-то заметил, что, сидя в лодке среди молодежи, Маса-