Выбрать главу

— Решайтесь же, — снова стал настаивать он, — чем быстрее вы выполните мою просьбу, тем лучше. Мне не по душе эти тайные свидания, но долго не видеть вас тем более мучительно… Ах, непрочность всего в этом мире повергает меня в отчаяние.

— Я ничего не имею против, — ответила я, — вот только, наверное, не зря говорят: «Каждая встреча…»[181] Поэтому мои сомнения естественны…

— Но, может, все-таки стоит попробовать… — сказал принц. — Ведь говорят и о платье, поблекшем от соли[182].

С этими словами он вышел.

Приметив, что у красивого бересклета, растущего возле окружавшей дом изгороди, начали краснеть листья, он сорвал ветку и, прислонившись к перилам, сказал:

— Но какими яркими красками Листья наших слов заиграли…

Я ответила:

94

 — А ведь казалось, Лишь на миг сверкнула роса На травах в саду…[183]

Принц был приятно удивлен, ведь мало кто сумел бы проявить подобную тонкость чувств. Он же и на этот раз поразил меня своим великолепием. Из-под верхнего платья выглядывал край нижнего, красоты поистине неописуемой, право, трудно представить себе человека более совершенной наружности. Впрочем, возможно, мой взор был просто затуманен любовным томлением…

На следующий день принц прислал письмо:

«Вчера вы были так трогательны в своей растерянности, хотя, признаться, она и огорчила меня…»

95

«Бог Кадзураки[184] Ах, теперь мне понять нетрудно, Что чувствовал он,  Когда, от стыда сгорая,  Мост возводил над Кумэдзи.

Я просто не знаю, куда деваться…» — написала я ему, и принц тут же ответил:

96

«Если уж я Наделен силой чудесной, Ужели теперь Отступлюсь по той лишь причине, Что стыдлив бог Кадзураки…»

Он стал навещать меня гораздо чаще прежнего, и томительная тоска, снедавшая мне сердце, как будто рассеялась.

Тем временем некоторые низкие люди снова стали докучать мне письмами, слонялись вокруг моего дома, и разные неприятные явления меж ними происходили, поэтому я стала подумывать: «А не переехать ли мне и в самом деле к принцу?» Однако, по-прежнему конфузясь, я колебалась и не могла принять окончательного решения. Однажды утром, когда иней, покрывший землю, был особенно бел, я написала принцу:

97

«Весть обо мне Мелкие пташки вряд ли Тебе принесут… Но разве такой же тяжелый иней Лег на крылья птицы большой?»[185]

Вот как он ответил:

98

«Ты говоришь: Спала, на луну не смотрела[186], Иней на платье — Приснился тебе, ведь лег он Лишь на крылья птицы большой!»

В тот же день к вечеру принц изволил приехать ко мне.

— Теперь так хороши алые клены в горах! — сказал он. — Не поехать ли нам взглянуть на них?

— О, с превеликой радостью, — ответила я, однако в назначенный день осталась дома, заявив, что мне предписано «удаление от скверны».

«Ах, как досадно! — написал принц. — Но лишь минуют неблагоприятные дни, непременно…»

В ту ночь дождь бушевал сильнее обыкновенного, он так стучал по листьям деревьев, как будто не желал оставить на ветках ни одного. Шум непогоды разбудил меня, и губы словно сами собой произнесли:

— «На ветру…»[187]

«Наверное, листья уже облетели, — сетовала я, до самого рассвета не смыкая глаз, — жаль, что не удалось увидеть их вчера». Наутро принесли письмо от принца:

99

«Дождик холодный В мире издавна связан с луной “Богооставленной”[188]. Неужели тебе он кажется И сегодня вполне обычным?

Печально, если вы не поймете…»

100

«То ль от дождя, То ль еще от чего промокли Мои рукава — Не разобрать, ах, сегодня и я Целый день все грущу да тоскую…» —

написала я в ответ и еще добавила:

«Да, кстати…

101

Алые листья, Верно, все до единого сорваны Полночным дождем. Вот если б успела вчера Ими налюбоваться…»

Прочитав мое письмо, принц ответил так:

102

«Увы, это так. Отчего ж не хотела вчера На горы взглянуть? А сегодня утром тщетно Раскаянию предаваться».

Сбоку же он приписал:

103

«Думаешь, бурей Сорваны все до единого Алые листья? Но что если есть уцелевшие? Не поехать ли нам проверить?..»

Вот что ответила на это я:

104

«Если вдруг алой Станет и вечнозеленая Гора Токива, Что ж, тогда… Тогда непременно Поспешу взглянуть на нее…

Похоже, вы упустили из виду…»

На днях, когда принц приехал ко мне, я отказалась с ним встретиться, сказав: «Есть тому преграды…», но он, как видно, не помнил…

105

«Плоскодонка, Поскорее отчаливай. Зловредный тростник, Путь преграждавший прежде, Больше тебе не помеха…» —

написала я. А принц — похоже, он и в самом деле успел забыть — ответил так:

106

«Коль охота пришла, В горы следует ехать в карете, Так принято в мире. Разве сумеем на лодке Мы причалить к вершинам?»

Тогда я написала:

107

«Раз алые листья Нас дожидаться готовы, Так для чего, Воспламеняясь желаньем, к ним Лодку страсти своей направлять?»

В тот день он опять приехал в сумерках, а так как мой дом находился в запретном направлении[189], тайно увез меня с собой.

На этот раз, пережидая неблагоприятные сорок пять дней, принц изволит пребывать в доме своего двоюродного брата Самми. Я говорила, что неприлично мне ехать в совершенно чужой дом, но принц настоял на своем. Распорядившись, чтобы карету вместе со мной ввели в каретник, где никто не мог меня увидеть, он ушел в дом, а я осталась в карете, дрожа от страха. После того как все отошли ко сну и дом затих, принц пришел ко мне, о многом говорил со мной, клялся в верности. Вокруг ходили ничего не подозревавшие сторожа. Рядом, как обычно, были только Укон-но дзё и Кодонэри. Постепенно приходя во все более умиленное состояние духа, принц изволил даже подосадовать о тех днях, когда не выказывал мне особого внимания — ну можно ли, право, быть таким своенравным! Когда рассвело, он отвез меня домой и поспешил обратно, дабы успеть вернуться прежде, чем проснутся его домашние. Утром от него принесли письмо:

вернуться

181

82 «…не зря говорят: "Каждая встреча…"» — скорее всего Идзуми Сикибу имеет в виду стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 752: «Каждая встреча // Во мне пробуждает желанье // Снова видеть тебя, // Ты же меня сторонишься, // Боясь, что привыкнем друг к другу…» Это стихотворение обычно цитируется тогда, когда хотят сказать, что привычка лишает чувства прежней остроты.

вернуться

182

83 «Ведь говорят и о платье, поблекшем от соли…» — принц имеет в виду стихотворение из антологии «Кокинвакарокудзё»: «Рыбачка из Исэ, // Ее платье поблекло от соли,// Но привыкни к нему, // Только тогда и поймешь, // Как сильна любовь в твоем сердце…»

вернуться

183

84 «Но какими яркими красками…» — двустишие принца Ацумити и трехстишие Идзуми Сикибу представляют собой один из ранних примеров «нанизанных строф» — «рэнга». К двустишию принца Идзуми Сикибу добавляет начальное трехстишие, в результате получается пятистишие — танка.

вернуться

184

85 Бог Кадзураки — имеется в виду бог Хитокотонуси, который, согласно преданию, жил на горе Кадзураки. Эн-но гёдзя — патриарх секты аскетов, повелел ему построить мост над Кумэдзи (провинция Ямато) — между горой Кадзураки и горой Кимбусэн (на вершинах этих гор находились главные монастыри секты аскетов). Бог Хитокотонуси был очень некрасив и, стыдясь дневного света, работал только ночами, поэтому ему никак не удавалось закончить мост, и Эн-но гёдзя наказал его, заточив в каменную пещеру.

вернуться

185

86 «Весть обо мне…» — стихотворение Идзуми Сикибу построено на образах народной песни «Большая птица»: «На крылья большой птицы, гляди-ка, иней упал. Кто об этом сказал? — Кулики-тидори сказали». Под большой птицей (скорее всего, это аист) подразумевается принц.

вернуться

187

88 «На ветру…» — во многих буддийских трактатах говорится: «Жизнь, что свеча на ветру». В эпоху Хэйан этот образ был чрезвычайно популярен. В разных вариантах («листья на ветру», «огни на ветру») он встречается и в стихах Идзуми Сикибу.

вернуться

188

89 «… издавна связан с луной " богооставленной"…» — Богооставленная луна (каминадзуки) — иное название десятого месяца по лунному календарю. Считалось, что на десятую луну все боги собираются в Великом святилище Идзумо и в других местах их нет. Во дворце в дни десятой луны не проводится никаких синтоистских церемоний и обрядов.

вернуться

189

90 «…а так как мой дом находился в запретном направлении…» — см. коммент. 38.