Навстречу ему, изнемогая от жары, серой утицей ковылял секретарь редакции Алексей Алексеевич: "все руки" у него были заняты свертками, нельзя было даже распустить зонта. Алексей Алексеевич заметил, что Санька вынул из пачки листок и сунул его в карман штанишек. Алексей Алексеевич остановился и выставил зонтик концом вперед. Зонтик уперся в Санькину грудь.
- А ну, вынимай из кармана листок!
Санька достал.
- Зачем спрятал?
- Та-ак. Очень понравилось.
Алексей Алексеевич пробежал глазами листок.
"Ворона - глупая, по общему признанию, птица - садится, куда ей вздумается; иная ворона сядет на высокопоставленную чугунную голову - и сидит. Чугунная голова не чувствует - ей все равно, села или не села на нее птица и какая это именно птица. Чугунной голове все равно. Но найдутся люди, которые подумают: "Как? Ворона села на голову, которую должна бы украшать медная каска с орлом или голубем... Это оскорбление!" И начинают ворону гнать с неподлежащего ей места. А тут подвернется непременно какой-нибудь озорной молодой человек..."
- Экий ты глупый, Санька! - сказал Алексей Алексеевич. - Чего понравилось? Завтра в газете прочтешь. Неси! Не балуйся!..
Санька жалко хлюпнул носом:
- Я не балуюсь... Да ведь это он про кого?..
- Про ворону! Иди, иди! - И Алексей Алексеевич, вернув листок мальчишке, заковылял дальше.
- Ладно! Я так этого не оставлю! - пробурчал Санька.
Он сдал в наборную все листки, в том числе и про ворону. Возвратясь в "кафедралку", он сел на стул против Хламиды и, покачав головой, сказал с укоризной:
- Ай-яй! Своих начинаешь в газете протаскивать! Зачем про меня написал? Нарочно, что ли, я царю в нос угодил? Я в ворону метил...
- Бывает. Метил в ворону, а попал в корову. Да, братец, ничего не попишешь. Мы с тобой теперь, Санька, оба - государственные преступники!
- Сам такой и меня таким хочешь сделать?
- Непременно.
- Зачеркни про ворону...
- Не могу. Факт отрадный. А печать должна отмечать отрадные факты.
Санька заморгал, снялся с места и с ревом побежал вон из "кафедралки".
Бубновый туз
Настала вечерняя прохлада. В Струковском саду оркестр играл вальс. В том же саду, в летнем помещении дворянского собрания, над самой Волгой, готовились засесть за карты вице-губернатор Кондоиди, жандармский полковник Гоглидзе, казначей Уповатьев и молодой чиновник особых поручений при губернаторе Кругликов.
Утреннее дурное настроение как будто оставило Владимира Григорьевича. Он с удовольствием сжал пальцами свежую колоду и слегка согнул ее; обложка лопнула, расселась, и колода вылупилась сразу. Стасовав карты, Кондоиди привычным жестом игрока распустил карты широким веером по зеленому сукну. Партнеры вынули по карте. Кондоиди последним открыл бубнового туза.
- Вам сдавать, ваше превосходительство, - сказал Кругликов.
Кондоиди поморщился. И здесь птица! В другой день он не обратил бы внимания на привычный рисунок бубнового туза с гербом Воспитательного дома. Герб изображал птицу пеликана над гнездом птенцов. Согласно сказке о пеликане, он вырывает куски мяса из собственной груди, чтобы напитать голодных птенцов.
- Кстати, о птицах, - заметил чиновник особых поручений. - Сегодня насмешил нас Мымрецов...*
_______________
* М ы м р е ц о в - имя городового из очерка Глеба Успенского
"Будка".
- Кто?
- А мы так зовем городового у нашего подъезда. Представьте себе, на памятник села ворона. Мымрецов счел это за непорядок. Покинул пост и стал шугать ворону. А ворона не слушает... Тут подбежал мальчик и кинул в ворону камень.
Руки у Кондоиди похолодели. Кровь прилила к сердцу...
- И что же?
- Ворона улетела.
- А городовой?
- Арестован при части на трое суток за то, что покинул пост.
- А мальчишка?
- Мальчишка? Убежал.
Кондоиди с злобой разорвал бубнового туза пополам. Жандармский полковник посмотрел на него внимательно и подозвал слугу:
- Дай, братец, новую игру.
- Простите, господа! Я вас оставлю на минуту, - сказал Кондоиди, вставая.
Он вышел в коридор клуба и покрутил телефон.
- Станция? Говорит вице-губернатор. Дайте редакцию "Самарской газеты". Редакция? Говорит Кондоиди. Я разрешил вам сегодня напечатать фельетон Хламиды - там что-то такое о птицах... Так вот. Я дружески советую вам эту вещь не печатать... Всю, конечно... Дыра? Там у вас есть прекрасное стихотворение о соколе Максима, конечно, Горького. Я разрешил... Не влезает?.. Ну, тут я вам ничем не могу помочь.
* * *
Номер газеты пришлось переверстать. "Песнь о Соколе" была помещена в "исправленном виде".
Иегудиил Хламида не знал об этом. Еще до заката вдвоем с Катей Волжиной он уехал высоко вверх по Волге - выше Барбашиной поляны. Там они из прошлогоднего плывуна соорудили под скалистым обрывом огромный костер. Пламя вздымалось вверх столбом. Катя сидела на камне поодаль от огня, кутаясь в хламиду Пешкова. А он в белой рубахе, освещенный, как в театре, алыми отблесками костра, декламировал Кате стихи о горной фее и маленьком чабане.
Санька ликовал, когда узнал, помогая метранпажу верстать номер, что случай с вороной не печатается.
- Ты-то чему рад? - сердито спросил Саньку метранпаж.
- Да ведь как же: то сокол, а то ворона. Сокол-то, чай, лучше.