— Что ж, — сказал Иеро несколько более приветливо, — немного лучше. На самом деле я не такой злобный каким только что казался. Только помни, девочка моя, я люблю откровенный разговор. Давай оставим сказки детям и продолжим. Для начала расскажи, как ты попала туда, где я тебя нашел?
Крохотный огонек становился все тусклее, пока не остались маленькие мерцающие искорки, а рассказ Лючары все лился и лился. Хоть и Иеро верил ей не больше, чем на две трети, но и в таком случае рассказ был настолько интересен, что он слушал не отрываясь.
Судя по ее описанию, она действительно жила далеко на юго-востоке, как раз примерно в тех краях, куда направлялся он сам. Поэтому он и прислушивался к ее словам с усиленным вниманием.
Ее родина была страной городов, обнесенных стенами гигантских деревьев и тропических лесов, которые достигали самого неба. А еще это была страна постоянных войн, крови, смерти, воинственных людей и огромных зверей. Церковь и ее служители были практически такими же, как и в Аббатствах, насколько он мог судить. Они управляли религиозным сознанием людей и проповедовали мир и сотрудничество. Но священники, по-видимому, не могли остановить постоянные войны между городами-государствами. Эти государства были настолько расслоены, с кастами знати, торговцев, мастеровых и крестьян, плюс автократическое управление. У каждого были свои регулярные армии, настолько большие, насколько позволяли экономические соображения — чтобы не изуродовать свои страны излишним выкачиванием налогов из крестьян.
Иеро откровенно выразил недоверие.
— А умеет ли твой народ читать и писать? — спросил он. — Есть ли у вас старинные книги? Знаете ли вы о Погибели?
— Конечно же, — резко ответила она, — читать и писать умеют. По крайней мере священники и большинство знати. Бедняки слишком заняты, чтобы учиться, исключая тех немногих, кто служит церкви. Торговцы знакомы с практическим применением арифметики. Нужно ли больше? А что до Погибели, то каждый знает о ней. Разве поблизости нет множества заброшенных городов и нескольких пустошей? Но книги допогибельной эры запрещены. Разве что у священников они есть. Сама я никогда не видела, хотя и слышала об их существовании, а также о том, что каждый, кто найдет такую книгу, должен сдать ее властям под страхом смерти.
— Боже мой! — засмеялся гражданин Метца. — Твой народ, а я полагаю, что ты большей частью рассказываешь правду, подобрал весь старый социальный утиль мертвого прошлого в его наихудшем варианте. Я знаю, что у некоторых торговцев здесь на юге есть рабы, но я думал, что они — самые примитивные люди из тех, кого мы знаем. А в Восточной лиге и в Отва тоже не слышали о вас. Королевства, крестьяне, междоусобные войны, армии, рабство и всеобщая безграмотность! В чем нуждается твой Д'Алуа, так это в хорошенькой чистке! Очевидное отвращение священника заставило девушку умолкнуть и она гневно кусала нижнюю губку, глядя на это нескрываемое презрение. Она вовсе не была глупа и поняла, что ее странный освободитель был умен и, более того, образован. Впервые за долгое время Лючара задумалась, действительно ли ее далекая родина является таким совершенством, каким казалась.
— Прости, — резко сказал Иеро, — я грубо отозвался о твоей родине, но ты ведь не виновата, что она такая. Я никогда не бывал там и, возможно, это прекрасное место. В любом случае все это очень интересно. Пожалуйста, продолжай свой рассказ. Мне хотелось бы знать, что занесло тебя сюда, так далеко от Лантического моря. Я знаю, как оно далеко, по крайней мере, на севере.
— Ну вот, — начала она с некоторым сомнением. — Я убежала от своего… своего хозяина, который жестоко обращался со мной. Правда, правда, честно, — сказала она, и ее темные глаза казались огромными в тусклом свете огоньков.
— Да верю я тебе. Продолжай. Как давно это было?
Пожалуй, больше года назад, как полагала Лючара. Вначале было тяжело, и она научилась красть еду из крестьянских хижин. Несколько раз на нее нападали дикие животные, но она становилась все более отважной и у нее было оружие, тоже украденное — копье и нож. Так она и жила несколько месяцев на границе между обитаемыми землями и джунглями, пока однажды не упала с дерева и не сломала себе лодыжку. Она ждала неминуемой встречи с хищниками, как тут появился Иллевенер…
— Как, и у вас они тоже есть? — перебил Иеро. — Я и не думал, что они заходят так далеко. Что они делают в вашем обществе? Хорошо ли о них думают, доверяет ли им народ? — Он действительно был возбужден, потому что нашлось по крайней мере одно звено, связывающее два отдельных района, из которых они пришли.
«Иллевенеры», загадочные последователи так называемой Одиннадцатой Заповеди — группа странствующих людей, чей малоизвестный полумонашеский орден зародился во времена самой Погибели, а то и раньше. Они носили простые одеяния из коричневого сукна, были убежденными вегетарианцами и не носили никакого оружия, кроме ножа за поясом и деревянного посоха. Иллевенеры редко появлялись группами и чаще всего путешествовали поодиночке. Они странствовали с места на место, никому не причиняя вреда, временами какой-нибудь работой зарабатывая себе на пропитание, учили людей азбуке или пасли стада. Они были искусными целителями и всегда были готовы помочь больным и раненым. Они ненавидели деяния Нечисти, но не искали ни с кем ссор, разве что сопротивлялись прямому нападению. Они обладали странной властью над животными и даже лемуты обычно избегали их.
Никто не знал, где расположены их главные обиталища и есть ли вообще таковые; где и как они вербуют новых членов. Казалось, они совершенно аполитичны, но многие политики республики Метц и даже кое-кто из монастырских иерархов не доверяли Иллевенерам и не любили их. Однако, когда этих людей начинали расспрашивать, они ничего не могли сказать, кроме того, что Иллевенеры «должно быть что-то скрывают». К тому же, они не были христианами, а если и были, то хорошо это скрывали. Они исповедовали какой-то неясный пантеизм, в соответствии со своей древней и апокрифической, как утверждали монастырские ученые, заповедью: «Не погуби Землю, а затем и самое жизнь».
Иеро всегда нравились те Иллевенеры, с которыми он встречался. Он считал их славными, порядочными людьми, державшими себя много лучше, чем кое-кто из самовлюбленных лидеров его родины. А к тому же он знал, что аббату Демеро они тоже нравились и, более того, он им доверяет.
Он наклонился было вперед, чтобы продолжить расспросы, как вдруг Лючара с испуганным криком перепрыгнула через угли и попала прямо к нему в объятия, повалив при этом на спину.
5. НА ВОСТОК
— Смотри! — крикнула она. — За тобой чудовище! Я видела его! Что-то черное с длинными зубами! Вставай, защищайся, быстро!
Прошло больше трех недель с тех пор, как он хотя бы разговаривал с женщиной, подумал Иеро, крепко сжимая ее теплое тело и не делая попытки пошевелиться. Она сладко пахла девушкой, потом и еще чем-то, диким и жестоким.
— Это мой медведь, — мягко сказал он. — Он друг и не будет тебя обижать. — Он говорил, а его рот был прижат к ее пышным, теплым, ароматным волосам и мягкой щеке. Иеро засек Горма минут десять назад и послал ему мысленный приказ не входить в древесный шатер, но любопытный медвежонок хотел сам взглянуть на чужачку.
Лючара оттолкнула священника и гневно взглянула сверху вниз на его улыбающееся лицо.
— Так значит, правду рассказывают о священниках, а? Стадо ленивых бабников и подлых юбкозадирателей! И не думай ни о чем таком, поп! Я могу постоять за себя и стану защищаться!
Иеро сел и отряхнулся. Потом аккуратно подбросил несколько веточек в костер. Огонь вспыхнул и осветил его медную кожу и высокие скулы.
— Послушай меня, девушка, — сказал он. — Давай все поставим на свои места. Я ни на кого не кидался, на меня только что кидались, это было. Я — здоровый, нормальный мужчина и, что бы там у вас на юге в твоей совершенно своеобразной стране не происходило, у нас в Аббатствах священники не дают обета безбрачия и, более того, в моем возрасте уже имеют, по меньшей мере, двух жен! Однако у нас строго карается всякое насилие над женщиной. Да к тому же не в моих обычаях заниматься любовью с детьми. Тебе ведь лет пятнадцать, верно? — Он говорил и похлопывал по спине Горма, который подполз ближе и теперь лежал, положив голову на бедро мужчине и близоруко уставившись на девушку, сидевшую за костром.