«Да умножится радость возлюбленного владыки Жоа-дина! Его верная раба, наложница Нэнхун, сделала этот садик, чтобы позабавить взор господина Пренебесного – Селения».
Император весь обратился в грозу и ярость. Его обманули, провели! Во дворце подняло голову коварство! Да, Шэси прекрасна ликом и телом, искусна в любви, но она добилась благорасположения императора нечестным путем!
– Лицемерная! – пробормотал император. – Клянусь Девятью Небесами, тебе это не сойдет с рук!
Владыка Жоа-дин вышел из сокровищницы и направился в Зал Справедливости, где обычно решал государственные дела. Сел на престол и потребовал:
– Немедля вызвать ко мне верховного евнуха!
Лукавый Кот не замедлил явиться, еще не подозревая, какая буря его ожидает.
– Мой владыка! – поклонился он до земли и услышал:
– Верховный евнух, расскажи мне, как вы с наложницей Шэси обманули своего владыку и нанесли обиду достойнейшей из женщин!
Лукавый Кот едва глянул на императора и все понял. Лицо государя было мрачно, как ущелье Безродных Убийц, глаза горели яростным огнем, а унизанные перстнями пальцы сжимались в кулаки. Верховному евнуху показалось, что сам карающий бог грома спустился на землю, дабы наказать его за многочисленные прегрешения.
– Говори! – крикнул император. – И вызвать сюда палача!
– О, сжальтесь, повелитель, я все скажу! – завопил Лукавый Кот, который пуще огня преисподней боялся различных телесных наказаний. Голос верховного евнуха дрожал, как росток бамбука перед ураганом. – Наложница Нэнхун действительно передала мне панно и игрушку, сделанные ее руками, чтобы вручить их в качестве почтительного дара вашему величеству. Но когда об этом узнала госпожа Шэси (а покои госпожи Шэси находятся рядом с покоями наложницы Нэнхун), то уговорила меня обставить дело так, словно эти произведения искусства созданы ее руками.
– Сколько она заплатила тебе за это?! – проревел император голосом, напоминающим грохочущий водопад.
– Сто слитков серебра и пятьдесят – золота, – пробормотал верховный евнух.
– Однако! – воскликнул Жоа-дин. – Дороги же нынче услуги евнуха! Что ж, Лукавый Кот, тебе я тоже отплачу. Ты получишь сто ударов бамбуковыми палками и пятьдесят – железными. Тут вошел палач.
– Бейте его! – приказал император. – А если по исполнении наказания он все еще будет жив, наденьте ему на шею деревянную колоду и посадите в узилище без еды и питья, пока гнев мой не остынет!
– Умоляю о пощаде, владыка! – вопил Лукавый Кот, но государь не внял молениям. Палач с подручными скрутили верховного евнуха и поволокли к месту исполнения наказаний.
– А теперь, – распорядился император, – пошлите за наложницей Шэси. Пусть явится немедленно.
Однако слуга, посланный за госпожой Шэси, спустя некоторое время вернулся и, пав ниц перед престолом, доложил:
– Ваше величество, драгоценная наложница госпожа Шэси занемогла и не может явиться во дворец. Но она просит вас незамедлительно посетить ее покои.
– Что?! – вскричал император, свирепея. – Эта лживая шлюха будет мне указывать, что делать, а что – нет?! Видите ли, нездоровится ей! Послать за ней стражу, и пусть ее волокут пешком до дворца – босую, с незабинтованными ногами!
Худо бы пришлось госпоже Шэси, но, видно, судьба в тот день оказалась на ее стороне. Потому что именно в этот момент придворный лекарь Босюэ попросил у императора аудиенции.
Что такое, в чем дело? – раздраженно поинтересовался Жоа-дин у лекаря, не ответив на его церемонные приветствия. – С какой стати ты явился?
– Прошу меня простить, владыка, – сказал лекарь. – Но сегодня ночью меня вызвали в покои госпожи Шэси. Ей нездоровилось...
– Что еще придумала эта тварь?!
– Простите, владыка. Я осмотрел госпожу Шэси и по многим признакам установил, что она ожидает ребенка.
– Что?! – не поверил ушам своим владыка Жоадин.
– Истинно так, – сказал Босюэ. – Госпожа Шэси беременна. Семя богоподобного владыки принесло плод.
– Да уж, – помолчав, произнес наконец император. – Неожиданная новость, но пришлась она очень кстати. Приготовьте мне паланкин. Я отправлюсь к госпоже Шэси.
Слуги слышали, как, садясь в паланкин, император проговорил негромко: «Золотой таз, золотой таз, а что бы ты сказал, обо всем этом? »
... Госпоже Шэси уже доложили, что император с минуты на минуту появится в ее покоях, но умолчали, что Жоа-дин обуян гневом. Драгоценная наложница приказала служанкам одеть ее, причесать и напудрить, но не очень сильно – дабы император видел следы страдания у нее на лице и преисполнился жалости. К горлу Шэси то и дело подкатывала тошнота, она пила кислый сливовый отвар, чтобы ее заглушить, и мысленно награждала злыми словами обретающийся в ее утробе плод, доставляющий столько неприятных ощущений. Но, с другой стороны, Шэси не покидало гордое чувство, ведь она зачала от императора! Законная императрица Тахуа бесплодна, а значит, дитя наложницы может быть объявлено наследником престола, тем более что Шэси не простая наложница, а драгоценная.
– Все к лучшему, – сказала Шэси. – Благодарю Золотую Змею и Серебряного Тигра, своих небесных покровителей.
И в это время пожаловал император Жоа-дин.
Едва он вошел в покои госпожи Шэси, все ее служанки пали ниц, сама же наложница приветствовала императора лишь легким полупоклоном.
– Счастлива лицезреть вас, государь, – сказала она с улыбкой. – У меня есть для вас радостная новость.
– Сегодняшний день для меня полон новостей, – сказал Жоа-дин, и от Шэси не укрылось, что император смотрит на нее хмуро, без какой бы то ни было приязни.
– Что случилось, мой владыка? – воскликнула Шэси. – Отчего ваше чело омрачено печалью, а скулы сведены гневом? Кто посмел вызвать ваше недовольство?
– Ты, – ответил император. – Ни слова, негодная, не смей мне перечить! Я нынче узнал от Лукавого Кота, как вы с ним обманули меня и, кроме того, обидели достойную девушку! Как ты посмела присвоить себе труд чужих рук, выдать дары наложницы Нэнхун за свои собственные?! Я не терплю обмана! Ты поплатишься за это!
– О нет! – пала на колени Шэси. Она прекрасно разыгрывала роль смертельно перепуганной женщины. Из глаз ее потекли слезы. – Позвольте мне все объяснить, государь. Я сделала это из одной любви к вам. Я слышала, как наложница Нэнхун замышляет козни против вас, хочет стать равной самой императрице и потому готовит вам эти злополучные дары. Нэнхун мечтает получить власть над вами и дворцом, править, как когда-то правила легендарная императрица Лао! Я решила, что не бывать этому, и потому упросила Лукавого Кота представить дело так, будто эти дары от меня недостойной. Нэнхун дурна собой, злонравна, властолюбива и заносчива, она принесла бы одни беды вашему величеству!
– Ядовитый язык! – крикнул Жоа-дин своей драгоценной наложнице. – Даже и сейчас ты лжешь, изворачиваешься и клевещешь!
– Видит Небо, это не так! – вскричала Шэси, и тут у нее случился припадок от болей. Император безо всякой жалости смотрел, как она корчится и рыдает на полу.
– Помогите ей, – велел он наконец служанкам. – Приведите в чувство и уложите в постель.
Но Шэси вырвалась из рук служанок и кинулась к императору.
– Я люблю вас всей душой, государь! – кричала она. – И раз вы охладели ко мне из-за того проступка, мне ни к чему жить! Ни к чему жить и ребенку, которого я ношу под сердцем!
С этими словами Шэси, будто молния, метнулась к стоящему в углу ее покоев ларцу и выхватила свой заветный меч. Направила острие себе в живот и крикнула:
– Прощайте, император!
– Остановись! – вскричал Жоа-дин. – Повелеваю тебе остановиться. – Он отобрал у Шэси меч, осмотрел его и сказал: – Как ты посмела хранить в своих покоях оружие?
– Это благословенный прощальный дар моего отца, и тут я не лгу вам, – ответила Шэси. – А если вы думаете, что я могла вас зарубить во сне этим мечом, то плохо же вы знаете мое сердце, император!