— Менять участки сейчас не буду. Придет время — побываем.
Вечером долго рассматривали схематический чертежик открытой Губкиным площадки, обнесенной земляным валом. Сдержанно-возбужденный Лазарев прикидывал, где могли быть жилые и общественные постройки, хранилища и боевые сооружения исчезнувшего поселения.
— Чертова нога, — жаловался он. — Ведь как нужно было бы покопаться, как нужно…
— А мы сами сделаем. Сами покопаемся, — горячился Вася, и Лазарев посмотрел на Пряхина.
Старшина молчал. Он еще раз изучил чертежик и, вздохнув, решил:
— Ладно… Но только так: линию контролировать. А для этого кроме обязательного осмотра через каждые два-три часа выходите и подсоединяйтесь. Чтобы быть на месте. В случае чего.
Рано утром Почуйко осторожно разбудил Губкина и Васю, посадил их за стол и, пока они ели, смотрел на них так, как смотрит мать на повзрослевших детей — чуть грустно и в то же время с долей хорошей зависти, смешанной с гордостью. Даже склоненную набок голову Андрей подпер рукой как-то по-бабьи, выгнув кисть и поддерживая локоток. Он сам приготовил товарищам продукты на дорогу и проводил до взгорка.
Прихватив лопаты, Губкин и Вася быстро прошли по линии до конца своего участка, созвонились со своим и соседним постами и уже знакомой тропкой-тоннелем прошли к реке. На другой берег они перебрались нагишом. Холодная осенняя вода ломила и корежила тело, но это не казалось неприятным, а, наоборот, веселило связистов. Синие, выстукивающие зубами дробь, они долго прыгали на берегу, стараясь побыстрее одеться, и смеялись друг над другом.
Солнце уже вышло из-за главного хребта, роса быстро высохла, а в воздухе было еще прохладно и свежо. Копать землю было сущим удовольствием. Первые шурфы, пробитые в местах, указанных на чертеже Лазаревым, ничего не дали, хотя все они прошли так называемый культурный слой — почти полуметровую прожилку золы, полусгнивших костей и каменных осколков. Прежде чем начать соединение шурфов траншеями, Губкин решил сбегать на линию. Вася собрался идти вместе с ним, но Саша остановил его:
— Не стоит — здесь недалеко. Я сам смотаюсь.
Тайга уже не казалась ему таинственной и страшной, и он ушел, а когда вернулся, то застал Васю в самом конце площадки. Он прислонился спиной к отвесной скале и держал оружие наготове.
— Ты что? — удивился Губкин. — Почему не копал?
— Понимаешь, — огорченно и удивленно ответил паренек, — только начал копать, чувствую, смотрит на меня кто-то. Я и так, я и сяк. Не вижу никого, а чувствую — смотрит. Удэгейцы говорят: раз такое случается — берегись. Кто-то за тобой следит.
Вася пристально смотрел в лицо Губкину и, увидев, что тот краснеет, покраснел и сам.
— Нет, может, удэгейцы просто суеверны… Но, понимаешь…
— Слушай, — перебил Саша, — у меня вчера, когда ты спал, точно так же было. Только я… промолчал.
— Смотри-ка… Выходит, когда вдвоем — так ничего.
Они повеселели и принялись за работу. Однако и траншея ничего не принесла.
— Ладно, — почему-то рассердился Губкин. — Мы в другом месте начнем.
Прежде чем приступить к отрывке новых шурфов, решили поесть и отдохнуть. Расположились под той же дуплистой липой, что и накануне. Солнце уже припекало, и связисты сняли гимнастерки. Вася лег на спину и, заложив руки под голову, стал фантазировать:
— А вдруг мы все-таки найдем… клад. Представляешь, вытаскиваем какой-нибудь сундук или кувшин, а в нем — чего только нет. И золото, и драгоценности… — Он запнулся, потому что не мог назвать больше ничего интересного, привлекательного. Тогда он тряхнул головой и решил: — Нет, это не так важно. Представляешь — открываем мы с тобой вход в подземелье, а в нем — огромная библиотека древних рукописей. И там всякие исчезнувшие секреты. И где находятся богатые руды, и как их плавить, и как выращивать знаменитый женьшень, и как лечить всякие сложные болезни, и все-все… Ведь сколько утеряно на земле всяких интересных секретов! Да-да! Мне дядя рассказывал. Например — пустяк. Раньше умели делать изразцы, которые не трескались ни на морозе, ни на жаре и никогда не тускнели. А сейчас не умеют. И многое-многое другое. Или, например, в этих рукописях — описание давно исчезнувших народов, или, еще лучше, вдруг мы находим, в них рассказ о том, как на нашу землю прилетели люди с других планет.
Губкин снисходительно слушал паренька, думал, что в свое время он тоже мечтал об этом, и поймал себя на мысли, что найти все это он не прочь и теперь, иначе зачем бы он возился с этими шурфами. На минуту он задумался, вспомнил свое детство и почти сейчас же ощутил странную тревогу. Он оглянулся.
Справа от него, неподалеку от тропы, которую протоптали животные через древний вал, стоял вчерашний тигр. Он внимательно смотрел на людей, и черный кончик его хвоста медленно шевелился. Губкин осторожно подтянул автомат и, не спуская взгляда со зверя, стал подниматься на колени. На какое-то мгновение он встретился взглядом со зверем и не то что увидел, а ощутил, что тигр отвел взгляд. Хвост мотнулся, тигр оскалился и, прежде чем Губкин успел щелкнуть затвором автомата, медленно, величаво скрылся в зарослях.
Губкин вскочил, сделал несколько шагов ему вслед, потом остановился и крикнул:
— Васька, опять тигр!
Лазарев вскочил на ноги:
— Где?
— Вот только что был здесь. И потом ушел в кустарник.
— Неужели… Неужели это он за нами следит? — вслух подумал паренек. — Удэгейцы говорят, что, когда тигр не хочет оставлять место, он всегда начинает ходить сзади людей, кругами. Может, он и ходил?
И оба невольно огляделись по сторонам.
— Да нет, — решил Губкин, — он же появился как раз оттуда, куда убежал вчера.
Губкин смело направился к звериной тропе и вдруг услышал отчаянный крик Васи:
— Стреляй!
Саша, конечно, не понял, куда и почему нужно стрелять. Он скорее инстинктом, чем разумом, решил, что Вася в опасности — ведь тигр ходит кругами, и, вскидывая автомат, быстро оглянулся назад. Тигра сзади не было, а на толстом дубовом суку он увидел чей-то извивающийся хвост, пятнистое тело и нестерпимо-зеленые, безжалостные глаза. Ни о чем не думая, не успев даже испугаться, он выстрелил.
Стрелял Саша не прицеливаясь, и пули наверняка прошли бы мимо. Но как раз в то мгновение, когда он нажимал на спусковой крючок, пятнистый зверь оттолкнулся от дубового сука и бросился на Губкина. Зверь летел сверху и как бы сам наткнулся на веер автоматных пуль.
Стремительное, но уже умирающее тело зверя с судорожно сжимающимися когтистыми лапами, с оскаленной пастью пролетело рядом с дернувшимся в сторону Губкиным, шлепнулось на землю и застыло. Прижатые к кошачьему черепу острые уши зверя с кисточками на концах выпрямились и опали.
И в эту же секунду совсем неподалеку раздался грозный и в то же время испуганный рык. Саша быстро выпрямился и посмотрел в ту сторону, откуда он несся. Там шевелились кустарники, и между ними мелькала рыжая, с черным ремнем во всю спину тигриная туша.
— Стреляй! Стреляй! — закричал Лазарев, охваченный ни с чем не сравнимым охотничьим азартом.
Губкин не стал стрелять. Им овладело неожиданное спокойствие, уверенность в себе, в своих силах. Что-то старое, жившее в нем, подломилось и исчезло, а на его место пришло нечто новое, зревшее где-то в глубине души и словно ожидавшее своего часа, чтобы явиться и сразу укрепить молодого солдата. Лазарев не знал этого. Схватив свое ружье, укоризненно бросив Губкину: «Ну что же ты!», он помчался вперед за зверем, взбежал на вершину вала и дважды выстрелил. Заряды, конечно, не достали зверя, но, напуганный выстрелами, он прибавил ходу.
Они встретились уже на тропке, когда хозяин тайги удрал далеко за реку. Тяжело дышащий, возбужденный, Вася едва успокоился, а когда подошел к пятнистому зверю и осмотрел его как следует, стал взахлеб рассказывать о том, как все это произошло.