Отец Василий, не найдя опытных духовных наставников, сильно опечалился. И свою боль он решил исповедовать Мисаилу. Он написал ему обо всем, что увидел в столице, и описал ее духовную нищету. «Куда бы я ни пошел, но такого человека, как ты, я не нашел, чтобы он меня духовно наставил», – писал он.
Но недостаток общения с духовниками Константинополя восполнило строгое письмо Мисаила. Хотя тот и начал письмо теплыми и вежливыми словами, чтобы утешить его скорбь, но закончил так: «Ты, чадо мое, попытался низвергнуть меня на дно адово. Если ты и опять напишешь мне, что не нашел человека подобного мне, то я тебе больше и писать не стану, и молиться о тебе не буду, и память о тебе изглажу из ума и сердца… Но я, представив себе все мои согрешения, не прельстился».
«Какой это был человек, – говорил нам отец Иероним. – Я сказал ему одно слово, а он, чтобы не прельститься им, вспомнил все свои грехи! Где теперь такие люди? Ныне, если ты не скажешь иным слова одобрения, они сами его потребуют. Радуются и похвалам».
Отец Василий, поняв ответ Мисаила, всю свою жизнь избегал похвал. Нечто подобное тому, что произошло между ним и Мисаилом, много лет спустя повторилось и с ним.
В одно из моих посещений Эгины, во время поучительной беседы со старцем, я решил прогуляться во дворе, чтобы он немного отдохнул. Вскоре старец сам вышел ко мне, с авторучкой в руке, и сказал:
– Может быть, ты знаешь, как ею писать?
– Да, старче,– ответил я и показал ему, как она открывается и заправляется чернилами.
– Я в этом не разбираюсь, и поэтому подарю ее Петру. И пусть он помнит, что я человек грешный.
– Грешен тот, кто ее берет, старче, а не тот, кто дарит, – дерзнул сказать я.
Неожиданно всегда мягкий и добрый старец стал суровым и ответил мне как никогда резко:
– Послушай, дорогой, я таким себя считаю и хочу, чтобы меня таким считали другие. Если и ты этого хочешь, я не препятствую.
Он не позволял никому сказать о себе ни одного похвального слова, и очень часто свои благодеяния приписывал другим, а их ошибки брал на себя.
В Константинополе патриарх назначил о. Василия служить дьяконом в патриархии. Наш старец всегда тепло отзывался о патриархе Иоакиме III как о верном, благочестивом, образованном, деятельном и человеколюбивом пастыре.
В патриархии о. Василий прослужил некоторое время. Патриарх любил его и поэтому держал именно здесь.
Часто во время служения Литургии он пел на клиросе и говорил проповеди. Платы он не брал и жил на те крошечные деньги, что прихожане клали в его сумку. Часть денег он тратил только на самое необходимое, а остальное раздавал нищим.
Со временем христиане, узнававшие о нем, стали уходить из своих церквей и приходили в патриархию. Очевидцы вспоминали, что в патриархии храм часто бывал переполнен. При том духовном застое, который царил в Константинополе, этот молодой дьякон, приехавший из Каппадокии, пленил их своей верой, простотой и смирением, своей любовью и, в первую очередь, своим подвижническим духовным мышлением. Он напоминал им о тех древних временах, о которых они читали лишь в житиях святых.
Отец Василий продолжал жить в молитвах и бдениях так, как он и привык жить у себя на родине, радом с Мисаилом. Он боролся со своими страстями и усердно стяжал добродетели, живя по заповедям святых отцов. И это стремление к божественному переродило и привело его к святости. Его наполняла любовь к своим братьям, которых он видел рядом с собой как овец, «не имущих пастыря».
Он начал произносить вечерние проповеди, и на них стекалось множество людей, чтобы послушать его. Слова были просты и кратки, но производили сильное впечатление на слушателей, поскольку исходили из сердца, горящего любовью к Богу и ближним, и главным образом, потому, что были плодом его личного духовного опыта. Он не пытался обогатить свою речь риторическими фразами и глубокомысленными туманностями. Он говорил о Христе, об «умиленной» молитве, о слезах и смирении, рассказывал о своем старце Мисаиле и об о. Иоанне и передавал людям весь тот духовный опыт, который накопил, живя рядом с ними. И верующие внимали каждому его слову, чувствовали, что этот батюшка не такой, как остальные. Кроме слов утешения он оказывал им и другую поддержку, как духовную, так и материальную.
О себе о. Василий заботился мало. Келья, где он жил в Константинополе, была не отштукатурена, полна трещин, наскоро забитых картоном, и ветер легко проникал внутрь. Зимой его пронизывал холод. Однако он был безразличен к себе и все его попечения и заботы были направлены на ближних.
В Катикиочи Халкидонской его попечением была построена пятиэтажная школа. В Константинополе, особенно в храмах св. Георгия, св. Спиридона и в Халки он часто совершал бдения, и множество людей приходило на них. Иногда собиралось более трехсот человек.