- Вы часто ее перечитываете?
- Да, но я стараюсь бросить.
Они рассмеялись, и сразу почувствовали себя естественно. Позднее у него был случай удивиться, как легко это произошло. Судьба... Да, судьба, но не слепая, а вооруженная двадцатикратным биноклем и непременно желающая перемолоть несчастных смертных своими гигантскими жерновами, чтобы испечь нечто непостижимое.
- Я и "Дочь Конуэя" читала тоже. Я люблю эту книгу. Наверное, вам такое говорят каждый день.
- Поразительно редко, - признался он. Миранде тоже нравилась "Дочь Конуэя", но приятели в кафе не проявляли на ее счет энтузиазма, а критики... Чего ждать от критиков...
- Вы читали последнюю?
- Нет еще. Мисс Куген из аптеки говорит, что она очень скабрезная.
- Черт! Да она почти что пуританская, - возмутился Бен. - Язык грубоват, но когда пишешь о деревенских парнях, нельзя же... Послушайте, а не угостить ли мне вас мороженым? Я как раз собирался сам подкрепиться.
Она еще раз исследовала его взгляд. Потом тепло улыбнулась.
- Конечно. Я не против. У Спенсера отличное мороженое.
Так это началось.
- Это и есть мисс Куген? - вполголоса спросил Бен, глядя на высокую женщину в красном плаще поверх белой униформы.
- Она самая. Она каждый четверг заказывает книги в библиотеке тоннами и доводит мисс Старчер до сумасшествия.
Они сидели на табуретках, обитых кожей, и попивали содовую: он шоколадную, она - клубничную. Заведение Спенсера - аптека и кондитерская обслуживало еще и местный автовокзал, и со своего места они могли видеть через старомодную арку пустой зал ожидания, где одинокий молодой человек в голубой форме военно-воздушных сил сидел с угрюмым видом, обхватив ногами чемодан.
- Куда бы он ни ехал, он, кажется, не очень-то этому рад, проследила девушка взгляд Бена.
- Увольнительная кончилась, наверное, - предположил тот и подумал: "Сейчас она спросит, служил ли я когда-нибудь".
Но вместо этого она сказала:
Когда-нибудь и я сяду вот так на автобус в пол-одиннадцатого и скажу "прощай" Салему. И буду, наверное, такой же мрачной, как этот парень.
- И куда?
- В Нью-Йорк, пожалуй. Надо же посмотреть, не смогу ли я наконец жить самостоятельно.
- А здесь что-нибудь не так?
- В Лоте? Я люблю его. Но родственники, знаете... Они всегда как будто заглядывают мне через плечо. Да и Лот немного может предложить честолюбивой девушке.
Она пожала плечами и наклонилась к своей соломинке. На загорелой шее красиво проступали мышцы. Цветастое платье намекало на красивую фигуру.
- И какую же работу вы ищете?
Она опять пожала плечами:
- У меня диплом Бостонского университета. Он, конечно, не стоит бумаги, на которой напечатан. По искусству - максимум, по английскому минимум. Прямым ходом в категорию образованных дурочек. Меня даже не научили украшать учреждение. Несколько моих школьных приятельниц работают секретаршами - мне выше машинистки никогда не подняться.
- Так что же остается?
- Ну... может быть, издательство, - проговорила она неуверенно. - Или какой-нибудь журнал... В таких местах всегда найдется место тому, кто умеет рисовать по заказу.
- А вам делали заказы? - мягко спросил он.
- Нет... но...
- Без заказов в Нью-Йорк ехать не стоит. Поверьте мне. Только каблуки стопчете. Вам случалось продавать что-нибудь здесь?
- О, да! - она резко засмеялась. - В Портленде открывали новый кинотеатр и купили двенадцать моих картин, чтобы повесить в фойе. Семьсот долларов заплатили. Я внесла последний взнос за свой автомобильчик. Но как насчет вас? - Она оставила соломинку и погрузила ложку в мороженое. - Что вы делаете в процветающем сообществе Джерусалемз Лота, основное население тринадцать сотен человек?
Он пожал плечами:
- Пытаюсь писать роман.
Она тут же загорелась возбуждением:
- В Лоте? О чем? Почему именно здесь? Вы...
- Вы расплескали содовую, - серъезно прервал он ее.
- Я... Да, действительно. Прошу прощения, - она промокнула дно стакана носовым платком. - Послушайте, я вовсе не хотела надоедать вам. Я обычно неназойлива.
- Не за что извиняться. Все писатели любят говорить о своих книгах. Иногда перед сном я сочиняю себе интервью с "Плэйбоем". Напрасная трата времени.
Молодой летчик встал - подъезжал автобус.
- Я четыре года жил в Салеме Лоте ребенком. Там, на Бернс-роуд.
- На Бернс-роуд? Там сейчас ничего нет, кроме кладбища.
- Я жил у тети Синди. Синтия Стоунс. Мой отец умер, и с мамой случилось что-то... вроде, знаете, нервного срыва. Она и отправила меня "в деревню к тетушке", покамест придет в себя. Тетя Синди усадила меня на автобус и отправила обратно в Лонг-Айленд к маме ровно через месяц после большого пожара. От мамы я уезжал - плакал, и от тети Синди уезжал - тоже плакал.
- Я родилась в год пожара, - сообщила Сьюзен. - Самая чертовски занимательная вещь, какая случалась в этом городе, - и я ее проспала. Бен рассмеялся:
- В самом деле? Значит, вы на семь лет старше, чем я решил там, в парке.
Она явно обрадовалась:
- Спасибо... Дом вашей тети, должно быть, сгорел?
- Да. Ту ночь я навсегда запомнил. Люди с насосами на спинах пришли и велели нам выбираться. Это было так интересно! Тетя Синди суетилась, таскала вещи в свой автомобиль... Боже, что за ночь!
- Ваша тетя страховалась?
- Нет, но дом мы снимали и все ценное вывезли, кроме телевизора. Мы вдвоем не смогли оторвать его от пола. Это был "Видео Кинг" с семидюймовым экраном и линзой, но что за важность - все равно тут показывал только один канал. Фермерские новости и Китти Клоун.
- И вы вернулись сюда писать книгу? - удивилась она.
- Да, - ответил Бен не сразу. Он повернулся и в первый раз взглянул ей прямо в лицо. Очень милое лицо: спокойные голубые глаза и высокий ясный загорелый лоб. - Это город вашего детства? - спросил он.
- Да.
Он кивнул:
- Тогда вы понимаете. Я жил в Салеме Лоте ребенком, и это для меня город с призраками. Возвращаясь, я чуть не проехал мимо из страха, что все окажется другим.
- Здесь ничего не меняется, - возразила она. - Во всяком случае, не сильно.
- Я часто играл в войну с мальчишками Гарднеров. Пиратство на Королевском пруду. Разведки в парке и битвы за знамя. Потом, с мамой, я мотался по довольно жестоким местам. Она погибла, когда мне было четырнадцать, но волшебная пыльца с моих крылышек облетела гораздо раньше. Она вся осталась здесь. И она здесь до сих пор. Город не настолько изменился. Взглянуть с Джойнтер-авеню - как будто сквозь глыбу льда на собственное детство: нечетко, туманно, кое-где вовсе сходит на нет, но оно там.
Он замолк в изумлении. Кажется, он только что произнес речь.
- Вы говорите в точности как в книгах, - проговорила она со священным ужасом в голосе.
Он рассмеялся.
- Я сказал нечто подобное первый раз в жизни. Во всяком случае, вслух.
- Что вы делали после того, как ваша мама... после ее смерти?
- Продолжал мотаться, - ответил он коротко. - Ешьте мороженое.
Она послушалась.
- Кое-что все-таки изменилось, - начала она, помолчав. - Мистер Спенсер умер. Вы помните его?
- Конечно. Каждый четверг тетя Синди выбиралась в город за покупками к Кроссену, а потом мы с ней заходили сюда. Она выдавала мне пятицентовик, завернутый в платочек.
- В мое время это уже был десятицентовик. Вы помните, что мистер Спенсер обычно говорил?
Бен согнулся, ревматически скрючил руку, паралитически искривил рот и прошептал: "Хо, пузырь! От этих сластей твой пузырь скоро лопнет, парень".
Ее смех взлетел вверх к медленно крутящемуся вентилятору. Мисс Куген бросила на них подозрительный взгляд.
- Это восхитительно! Только меня он называл крошкой.
Они в восторге смотрели друг на друга.
- Послушайте, как вы насчет кино вечером? - спросил Бен.
- С удовольствием.
- Какое ближе всех?
Она хихикнула:
- Декорированный мною "Кинекс" в Портленде.
- А еще? Какие вы любите картины?
- Что-нибудь волнующее, с автомобильной погоней.