— А кто заплатит за телеграмму? — пожелал узнать этот человекообразный.
Тем временем другие люди, стоявшие позади нас и занятые срочными делами, начали вопить, чтобы мы двигались поскорее. После этого я вышел из себя, что было вполне оправданно. Признаюсь, я даже повысил голос. Я начал проклинать клерка, и компанию, и всех ее клиентов. Я всегда говорю в таких случаях на смеси русского и идиша, возможно, потому что я научился сквернословить в Одессе, среди молодых преступников в распивочных Слободки, где я проводил дни юности. Тогда я не знал о хитрости и вероломстве евреев столько, сколько знаю теперь. В те дни я замечал лишь их светлые стороны. Я всегда говорил, что родился без предубеждений. То, что люди предпочитают называть предубеждениями, — на самом деле нечто совершенно иное. Это — просто схожий опыт. Я не хочу обидеть ни одного представителя ни одного народа. Я — человек, наделенный бесконечной терпимостью и вниманием к чувствам других. Как могло быть иначе? Я же побывал в их положении. Я знаю, что такое — иметь ум и сердце и все-таки считаться животным. Мне повезло — у меня были и мозги, и талант, и приятная внешность. Все это, по крайней мере, спасло меня от отчаяния и бедности. Не каждому так повезло, и теперь наша обязанность — заботиться о подобных страдальцах. Но это не означает, что нужно возносить их на пьедестал и отдавать им предпочтение в сравнении с более опытными и квалифицированными личностями! Общество — это договор, заключенный между миллионами людей. Где-то все же следует провести черту. В Южной Африке это хорошо понимают.
В какой-то момент нашего спора с самодовольными чиновниками Джейкоб Микс исчез. Я не мог винить его за подобное бегство. Если эти люди были готовы оскорбить белого так грубо, как они оскорбляли меня, то даже нельзя представить, чем могло кончиться дело для Микса — возможно, что и виселицей. Ужасное происшествие в конторе «Вестерн Юнион» поколебало мою веру во врожденную вежливость людей. В итоге я оказался за дверьми офиса в обществе двух полицейских, которые предупредили: если возникнут еще какие-то неприятности, то меня бросят в тюрьму за бродяжничество. Я отправился обратно в доки, смутно представляя, как отыскать следы Эсме в корабельной конторе. Несколько минут спустя ко мне присоединился Джейкоб Микс, который усмехнулся и небрежно, как будто мы случайно встретились на улице, спросил, куда я иду. Услышав мой ответ, он покачал головой.
— Зачем попусту тратить время? Ее поезд как раз отправляется в Чикаго.
Он позвонил по нью-йоркскому номеру Мейлемкаумпфа и узнал, что миллионер уже сел на «Двадцатый век лимитед»[47]. Пульмановский спальный вагон должен был отправиться в ближайшие минуты. Я помню, как мчался сломя голову по авеню Америк. Мистер Микс, задыхаясь, следовал за мной. Копы, по его словам, все еще висели у нас на хвосте. Наконец я выбежал на залитый солнцем перрон, где на меня обратили внимание двое полицейских; бросившись к посадочной площадке «Двадцатого века», я уперся в ворота из кованого железа и оказался между этим барьером и полицейскими как раз тогда, когда могучий серебристый локомотив громко загудел и двинулся на запад, унося Эсме. He perdido mi rosa! Hе perdido mi hija[48].
— Эсме! — Я был уверен, что она услышит меня сквозь гомон голосов уезжавших путешественников, сквозь визг тормозов и скрежет металла. — Эсме!
На другом конце перрона начались шум и волнение, внезапно раздался крик владельца киоска — и полицейские заколебались. Я увидел, что мистер Микс подает мне знаки, стоя у дальнего выхода, и немедля помчался к нему. Как иронично, размышлял я: полковник Максим Артурович Пятницкий, потомок донских казаков, возможно, последний отпрыск старинной и аристократической российской фамилии — нашел в Нью-Йорке лишь одного друга, скромного негра. В тот миг я почувствовал приступ смирения. Бог обращается к нам подчас странными способами и посылает нам помощь в еще более странных обличьях. За долгие годы я усвоил по крайней мере эту истину.
— Как нам добраться до Чикаго, мистер Микс?
— Я знаю только один способ, — иронично ответил мой смуглый товарищ.
Итак, в обществе Джейкоба Микса я снова вернулся в эту захудалую дикую местность, в этот неведомый край отчаяния и безнадежности — в приют железнодорожных бродяг. Три ночи спустя, когда мы приближались к Чикаго, я зарос бородой и дрожал от озноба, из носа у меня беспрестанно текло и я не мог отыскать кокаин, чтобы избавиться от худших проявлений болезни. Теперь во мне бы никто не признал замечательного юного гения, представившего свою итоговую диссертацию в Петербурге и поразившего весь институт, где приветствовали мое невероятно развитое и сложное видение Земного Рая, которое при помощи здравого смысла и доброй воли могло стать реальностью. И что же вместо этого? Я опять превратился в gendzl. Gey vays… Es dir oys s’harts. Es dir oys s’harts, Esme. Эти meshuggeneh hint![49]
47
49
…утенка. Поди знай… Умри от зависти (букв. «съешь свое сердце»). Умри от зависти, Эсме. Эти бешеные собаки!